Написати у довільний формі твір на тему (Варианты на русском тоже принимаются) Образи " маленьких людей" у російській літературі першої половини 21 століття. (На прикладі Максима Максимовича і Акакія Акакійовича)
за спам или копирование с сайтов жалоба
В давние времена у тирана Периандра ,правителя Коринфа,служил великий певец,знаменитый на всю Элладу кифаед Арион.Много лет Арион пел тирану хвалебные песни,прославляя правителя и его страну.Но однажды певец решил побывать в Италии,показать своё искусство миру.
Прославившись у римлян,певец получил не только славу и признания,но и нажил огромное богатство.Итальянцы не скупились на дары великому исполнителю.Арион решил вернуться на родину и нанял корабль коринфян,доверяя землякам.
Жадные мореходы задумали погубить Ариона и забрать себе его сокровища,но певец догадался и умалял мореходов сохранить ему жизнь,забрав его богатство.Когда моряки отказались,то Арион попросил о последнем желании-спеть песнь в одеянии певца,а потом он сам прыгнет в море.Так и случилось,торжественная песнь смолкла и Арион прыгнул в море.
Арион не успел испугаться,как был подхвачен дельфином,который вынес его к родным берегам.Рассказав свою историю тирану,Арион был посажен под стражу,до прихода мореходов.Когда те вернулись,правитель расспрашивал их об Арионе,но те лгали и уверяли,что певец в добром здравии в Италии,где они его оставили.Когда появился Арион,в том одеянии певца,в котором он прыгнул в море,то ложь раскрылась.
Периандр приказал вернуть богатство хозяину,жестоко наказав грабителей.Арион принёс жертвенный дар дельфину,статую на берегу,где высадил его на берег.
Добро восторжествовало,алчность и жадность были наказаны,
искусство продолжало украшать мир,великий певец Арион пел для народа и правителя,жестокого,но справедливого.
единственная минута, короткий момент исчезания последнего холода. Ушла, изморилась вконец поверженная апрелем зима. Вот в тревожной темени родилось и двинулось всесветное, уже не слоистое, а тугое, плотное тепло, превращая себя в мощный и ровный ветер. Дрогнули готовые распуститься дерева. Где-то в невидимом, но почти осязаемом небе сшиблись широкими лбами темные облака. Неяркая вешняя молния сиганула в лесную теплую мглу, и первый трескучий гром чисто и смело прокатился над миром.
Будто раскатилась каменка нездешней, какой-то сказочно богатырской бани.
Странная тишина томится в лесу после этого грохота. Ветер не дует, а давит сплошь, все замирает.
Дождь в ночи обильно и коротко. Везде в снующей, исчезающей темени сопит пахнущая корнями земля: это зашевелились в несметном числе травяные ростки, поднимая и распахивая листья, хвоинки и сгнивающие сучки.
Утром золотые столбы испарений поднимаются в лесных прогалинах, словно добрые призраки, они безмолвно и быстро меняют свои исполинские контуры. На березах еле слышно оживают размякшие ветки, от лопающихся почек они тоже меняются, делают свой уток и основу. На восходе легко и неторопливо выпрастываются из почек маленькие, в детский ноготок, листочки. Солнце выходит очень быстро. Яростно-новое, с неопределенными очертаниями, оно греет еще бледную, но густеющую с каждой минутой зелень березняка. Птицы поют взахлеб, земля продолжает сопеть и попискивать, все поминутно меняет свой образ. Везде в мире жизнь и свобода, и сердце сопереживает чувство освобождения: да не будет конца свободе и радости!
Да не будет конца. Но там, за чередою весенних дней, земля уж обрастает жирной травой. Зелень полян незаметно теряет свою первозданную свежесть, и жесткими бородавками покрывается когда-то нежный березовый лист. Ленивеют и толстеют в небе опаловые облака, идущие все в одну сторону, надменно, самодовольно начинают рычать огрубевшие громы. И тогда в лесистых чащобах рождаются полчища кровожадного гнуса, ползут и ползут по веткам бородатые мхи. В земле, меж миллионов корней, враждующих и борющихся за ее кровь, цепко ветвятся, проползают грибницы. И никому не известно, что творится в темном земном нутре, только поверх тут и там поднимаются красные шапки мухоморов. В такую пору в лесу впервые ощущается запах гнили. Еще не стихло зеленое, разнузданное пиршество лета, а нити грибных дождей уже напрасно сшивают самобранную июльскую скатерть: в сентябре одно за другим все умирает, засыпает будто в похмельном сне.
Зачем же, ради чего была тогда и весна? Если в декабре снова все в мире оцепенело, если опять все сковано ледяными цепями, белою снежною шубой?
Но снова ждешь почему-то такой же весенней ночи. Ждешь, хотя знаешь, что с нею придет то же самое и что все будет точь-в-точь как и раньше.