Не помню сколько уже времени мои руки пытались остановить поток крови на шее у молодой девушки. Я ее не знал, но испуганный взгляд девушки был столь диким и пронзительным, будто она знала меня уже много лет, хоть я и видел ее впервые. Что еще странное, я ничего не помнил, меня так охватила паника и адреналин, что я уже ни о чем не думал кроме как остановить кровь. Через несколько минут я понял, что ей уже ничем не разве что вызвать скорую? Или нет? Не знаю почему я еще задаю себе этот вопрос, нужно вызвать скорую! Немедленно доставая из кармана телефон, я панически стал набирать номер скорой, руки дрожали, и кажется сам разум стал меня покидать, эта кровь.. Я отключился.
Посмотрев на часы я понял, что провалялся всего-лишь пятнадцать минут, но ощущалось, что мимо меня целая вечность... Почему я в крови? Девушка? Я стал щупать ее пульс. Ощутив его отсутствие, я в страхе отпрыгнул от бледного тела и зарыдал, через слезы пробиваясь неимоверным воплем и смехом. Нервозно подергавшись минут пять я пришел в себя, кажется... Вдруг я замер, и стараясь не разбудить девушку, стал ползти к лежащему рядом с ней телефону.
уже несколько часов, скорой все еще не было. Но я ведь точно ее вызывал! Внезапно послышался звук сирены, это была точно она.. Подползя к бледному телу девушки, я смотрел ей в глаза.. Они были мне знакомы, даже очень.. Вдруг мне послышался чей-то крик, даже приказ. Это была полиция. Бросить оружие? Кто? Вдруг я ощутил в своей руке пистолет, и кажется, он все время у меня был... Я не буду его бросать, он мой! Внезапно раздались хлопки, ноги подкосились, глаза стали плавно закрываться... И уже сама тьма затмив мой разум, поглощала все мое тело...
…Сначала это был только пушистый комок с двумя веселыми глазами и бело-розовым носиком. Дремал этот комок на подоконнике, на солнце; лакал, жмурясь и мурлыча, молоко из блюдечка; ловил лапой мух на окне; катался по полу, играя бумажкой, клубком ниток, собственным хвостом ...и мы сами не помним, когда это вдруг вместо черно-рыже-белого пушистого комка мы увидели большую, стройную, гордую кошку, первую красавицу и предмет зависти любителей ...
... Выросла, словом, всем кошкам кошка. Темно-каштановая с огненными пятнами, на груди пышная белая манишка, усы в четверть аршина, шерсть длинная и вся лоснится, задние лапки в широких штанишках, хвост как ламповый ерш!..
... Спала Ю-ю в доме, где хотела: на диванах, на коврах, на стульях, на пианино сверх нотных тетрадок. Очень любила лежать на газетах, подползши под верхний лист: в типографской краске есть что-то лакомое для кошачьего обоняния, а кроме того, бумага отлично хранит тепло. Когда дом начинал просыпаться, - первый ее деловой визит бывал всегда ко мне и то бишь после того, как ее чуткое ухо улавливало утренний чистый детский голосок, раздававшийся в комнате рядом со мною. Ю-ю открывала мордочкой и лапками неплотно затворяемую дверь, входила, вспрыгивала на постель, тыкала мне в руку или в щеку розовый нос и говорила коротко: «Муррм». За всю свою жизнь она ни разу не мяукнула, а произносила только этот довольно музыкальный звук: «Муррм». Но было в нем много разнообразных оттенков, выражавших, то ласку, то тревогу, то требование, то отказ, то благодарность, то досаду, то укор.
Свет ее глаз
Не помню сколько уже времени мои руки пытались остановить поток крови на шее у молодой девушки. Я ее не знал, но испуганный взгляд девушки был столь диким и пронзительным, будто она знала меня уже много лет, хоть я и видел ее впервые. Что еще странное, я ничего не помнил, меня так охватила паника и адреналин, что я уже ни о чем не думал кроме как остановить кровь. Через несколько минут я понял, что ей уже ничем не разве что вызвать скорую? Или нет? Не знаю почему я еще задаю себе этот вопрос, нужно вызвать скорую! Немедленно доставая из кармана телефон, я панически стал набирать номер скорой, руки дрожали, и кажется сам разум стал меня покидать, эта кровь.. Я отключился.
Посмотрев на часы я понял, что провалялся всего-лишь пятнадцать минут, но ощущалось, что мимо меня целая вечность... Почему я в крови? Девушка? Я стал щупать ее пульс. Ощутив его отсутствие, я в страхе отпрыгнул от бледного тела и зарыдал, через слезы пробиваясь неимоверным воплем и смехом. Нервозно подергавшись минут пять я пришел в себя, кажется... Вдруг я замер, и стараясь не разбудить девушку, стал ползти к лежащему рядом с ней телефону.
уже несколько часов, скорой все еще не было. Но я ведь точно ее вызывал! Внезапно послышался звук сирены, это была точно она.. Подползя к бледному телу девушки, я смотрел ей в глаза.. Они были мне знакомы, даже очень.. Вдруг мне послышался чей-то крик, даже приказ. Это была полиция. Бросить оружие? Кто? Вдруг я ощутил в своей руке пистолет, и кажется, он все время у меня был... Я не буду его бросать, он мой! Внезапно раздались хлопки, ноги подкосились, глаза стали плавно закрываться... И уже сама тьма затмив мой разум, поглощала все мое тело...
Объяснение:
в это отрывке все должно быть
…Сначала это был только пушистый комок с двумя веселыми глазами и бело-розовым носиком. Дремал этот комок на подоконнике, на солнце; лакал, жмурясь и мурлыча, молоко из блюдечка; ловил лапой мух на окне; катался по полу, играя бумажкой, клубком ниток, собственным хвостом ...и мы сами не помним, когда это вдруг вместо черно-рыже-белого пушистого комка мы увидели большую, стройную, гордую кошку, первую красавицу и предмет зависти любителей ...
... Выросла, словом, всем кошкам кошка. Темно-каштановая с огненными пятнами, на груди пышная белая манишка, усы в четверть аршина, шерсть длинная и вся лоснится, задние лапки в широких штанишках, хвост как ламповый ерш!..
... Спала Ю-ю в доме, где хотела: на диванах, на коврах, на стульях, на пианино сверх нотных тетрадок. Очень любила лежать на газетах, подползши под верхний лист: в типографской краске есть что-то лакомое для кошачьего обоняния, а кроме того, бумага отлично хранит тепло. Когда дом начинал просыпаться, - первый ее деловой визит бывал всегда ко мне и то бишь после того, как ее чуткое ухо улавливало утренний чистый детский голосок, раздававшийся в комнате рядом со мною. Ю-ю открывала мордочкой и лапками неплотно затворяемую дверь, входила, вспрыгивала на постель, тыкала мне в руку или в щеку розовый нос и говорила коротко: «Муррм». За всю свою жизнь она ни разу не мяукнула, а произносила только этот довольно музыкальный звук: «Муррм». Но было в нем много разнообразных оттенков, выражавших, то ласку, то тревогу, то требование, то отказ, то благодарность, то досаду, то укор.