Когда Сарли появилась на свет, шёл проливной дождь. Капли шлёпались на тёплые, чистые, светло-зелёные воды, на мокрый песок взморья, на плоские береговые косы, на рыхлые песчаные бугры и лощины коралловых отмелей, на клубки водорослей, обрывки корней, пемзу и осколки раковин, рассеянные на песке у панданусовых пальм. Несмотря на дождь, день был знойный. Жаркий день середины января.
Первые мгновения, первые часы своей жизни маленькая Сарли, морская черепаха, провела в песке на глубине около трёх футов чуть выше линии самого высокого прилива, где песок всегда оставался влажным. Из-под верхнего щита Сарли выглядывали маленькие крепкие ласты длиною около двух дюймов и выпуклая головка. Сарли была тут не одна. Компанию ей составляли ещё по крайней мере двадцать пять братцев и сестёр.
Маленькой Сарли не терпелось выбраться из песка. Но какой-то внутренний голос надоумил её, что время ещё не пришло. Всего несколько часов назад она и её братья и сестры, сбросив с себя округлую мягкую скорлупу, вылупились из яиц, запрятанных глубоко во влажный песок. Своей тяжестью они давили скорлупу, спрессовывали песок, так что вокруг скоро образовалась просторная пещера, и, сбившись в кучу, толкаясь, ждали, чтобы скорее кончился дождь: ведь он прибивал песок, и песок мог стать твёрдым, точно цемент, тогда уж им сквозь него ни за что не пробиться. Сарли была очень рада, когда выбралась наконец из плотной скорлупы. Чем ясней она понимала, где находится, тем теснее ей там становилось, да притом другие такие же плотные яички громоздились сверху, снизу и с боков и давили на неё. Поэтому не мудрено, что, когда она наконец вырвалась из скорлупы в жёлтый песок, она вся была сплющена и сдавлена. Ей хотелось выбраться из песка: вот тогда можно будет по-настоящему распрямиться и вытянуться.
Но дождю суждено было задержать это освобождение. Так, вповалку, вперемешку, черепашьим детёнышам предстояло ждать, когда дождь кончится и жаркое солнце подсушит песок, чтобы он снова стал рыхлым и они могли выкарабкаться на поверхность день, за ним другой. К этому времени ещё десятка четыре черепашек вылупились и пробились в пещеру к тем, что родились раньше.
И на свет должны были появиться ещё детёныши.
Однажды Сарли и ещё десятка два маленьких черепах плескались в коралловой лагуне, куда в иные часы крупные обитатели моря, вроде королевской рыбы, никак не могли проникнуть. Во время отлива пурпурные кораллы, окружающие лагуны зубчатой чащей, охраняли черепах от хищников. Тонкие водоросли покачивались на пронизанной солнцем воде, и среди раковин каури, точно огромные хризантемы, распустились два морских анемона. Серебристые рыбки в белых и коричневых или синих и золотых полосах сновали среди сверкающих коралловых ветвей. Рыбки эти уплывали в морскую глубь, а черепахи, распластав ласты, лежали на поверхности моря и либо спали, либо неслышно, лениво плавали. Сарли подолгу отдыхала, положив голову на коралловый бугорок. Самое удивительное, что черепашьим детёнышам вовсе не хотелось есть. Правда, знай они почему, они бы совсем не удивлялись.
Пока черепахи находились в яйце, они не использовали весь запас желтка, но, перед тем как им вылупиться, оставшийся желток всасывался в их тело. Вот почему первое время они не ощущали голода. Однако пища, которую они усвоили из желтка, была столь лёгкой, что нырять им пока было очень трудно.
Во время прилива коралловая заводь становилась доступной для всевозможных страшилищ, и Сарли, её братья и сестры храбро уплывали в тёмные просторы моря на поиски водорослей, в которых можно было бы укрыться.
неделя, и Сарли вдруг ощутила голод. Но это новое чувство обострило её зрение. Она лежала на поверхности моря и сквозь прозрачные, чистые воды глядела на дно. Большие глаза её видели отлично, и она уже различала цвета. Внизу под собой она заметила что-то розовое. Цвет был приятный, и Сарли захотелось подплыть поближе. Она опустила голову, глубоко загребла передними ластами и принялась отталкиваться задними.
Содержание рассказа «Лапти» драматично. Первые фразы создают тревожную атмосферу: «Пятый день несло непроглядной вьюгой. В белом от снега и холодном хуторском доме стоял бледный сумрак, и было большое горе: был тяжело болен ребенок. И в жару и в бреду, он часто плакал и все просил дать ему какие-то красные лапти». В доме только мать и дворник Нефед. До города в такую пургу доехать невозможно. Женщина рассказывает Нефеду, что ребенок просит красные лапти: «Мотнул шапкой, задумался шапка, борода, старый полушубок, разбитые валенки – всё в снегу, всё обмерзло.… И вдруг твердо:
- Значит, надо добывать. Значит, душа желает. Надо добывать »
Нефед уходит в соседнее село за новыми лаптями и фуксином, которым можно будет покрасить лапти. Пурга не утихает. Ночью раздается стук в окно. Это новосельские мужики, которые заблудились и уже «решили пропадать, как вдруг увидали торчащие из снега чьи-то ноги в валенках». Мужики поняли, где они находятся, привезли в хутор замерзшего насмерть Нефеда.
Финал бунинского рассказа открытый: читателю остается неизвестно, выздоровел ли мальчик ли его Нефед, так как «за пазухой Нефеда лежали новенькие ребячьи лапти и пузырек с фуксином». Такая концовка рассказа представляет читателю возможность еще раз задуматься о поступке Нефеда, хотя мы знаем, что жертва Нефеда не напрасна: герой уже новосельских мужиков. Нефед погиб, не получив никакой благодарности за свой труд, но в этом нравственность его поступка: пойти, не требуя благодарности, почестей, славы.
Гуманистическая направленность бунинского рассказа очевидна: Нефед, не задумываясь, решает выполнить волю тяжело больного мальчика, и для него нет ничего важнее «души ребенка». Именно человеческая душа становится высшей нравственной ценностью.
Нефед совершил поступок, не считая его подвигом, но нравственная сила сделанного героем очевидна. Рассказ учит читателя совершать настоящие нравственные деяния.
Когда Сарли появилась на свет, шёл проливной дождь. Капли шлёпались на тёплые, чистые, светло-зелёные воды, на мокрый песок взморья, на плоские береговые косы, на рыхлые песчаные бугры и лощины коралловых отмелей, на клубки водорослей, обрывки корней, пемзу и осколки раковин, рассеянные на песке у панданусовых пальм. Несмотря на дождь, день был знойный. Жаркий день середины января.
Первые мгновения, первые часы своей жизни маленькая Сарли, морская черепаха, провела в песке на глубине около трёх футов чуть выше линии самого высокого прилива, где песок всегда оставался влажным. Из-под верхнего щита Сарли выглядывали маленькие крепкие ласты длиною около двух дюймов и выпуклая головка. Сарли была тут не одна. Компанию ей составляли ещё по крайней мере двадцать пять братцев и сестёр.
Маленькой Сарли не терпелось выбраться из песка. Но какой-то внутренний голос надоумил её, что время ещё не пришло. Всего несколько часов назад она и её братья и сестры, сбросив с себя округлую мягкую скорлупу, вылупились из яиц, запрятанных глубоко во влажный песок. Своей тяжестью они давили скорлупу, спрессовывали песок, так что вокруг скоро образовалась просторная пещера, и, сбившись в кучу, толкаясь, ждали, чтобы скорее кончился дождь: ведь он прибивал песок, и песок мог стать твёрдым, точно цемент, тогда уж им сквозь него ни за что не пробиться. Сарли была очень рада, когда выбралась наконец из плотной скорлупы. Чем ясней она понимала, где находится, тем теснее ей там становилось, да притом другие такие же плотные яички громоздились сверху, снизу и с боков и давили на неё. Поэтому не мудрено, что, когда она наконец вырвалась из скорлупы в жёлтый песок, она вся была сплющена и сдавлена. Ей хотелось выбраться из песка: вот тогда можно будет по-настоящему распрямиться и вытянуться.
Но дождю суждено было задержать это освобождение. Так, вповалку, вперемешку, черепашьим детёнышам предстояло ждать, когда дождь кончится и жаркое солнце подсушит песок, чтобы он снова стал рыхлым и они могли выкарабкаться на поверхность день, за ним другой. К этому времени ещё десятка четыре черепашек вылупились и пробились в пещеру к тем, что родились раньше.
И на свет должны были появиться ещё детёныши.
Однажды Сарли и ещё десятка два маленьких черепах плескались в коралловой лагуне, куда в иные часы крупные обитатели моря, вроде королевской рыбы, никак не могли проникнуть. Во время отлива пурпурные кораллы, окружающие лагуны зубчатой чащей, охраняли черепах от хищников. Тонкие водоросли покачивались на пронизанной солнцем воде, и среди раковин каури, точно огромные хризантемы, распустились два морских анемона. Серебристые рыбки в белых и коричневых или синих и золотых полосах сновали среди сверкающих коралловых ветвей. Рыбки эти уплывали в морскую глубь, а черепахи, распластав ласты, лежали на поверхности моря и либо спали, либо неслышно, лениво плавали. Сарли подолгу отдыхала, положив голову на коралловый бугорок. Самое удивительное, что черепашьим детёнышам вовсе не хотелось есть. Правда, знай они почему, они бы совсем не удивлялись.
Пока черепахи находились в яйце, они не использовали весь запас желтка, но, перед тем как им вылупиться, оставшийся желток всасывался в их тело. Вот почему первое время они не ощущали голода. Однако пища, которую они усвоили из желтка, была столь лёгкой, что нырять им пока было очень трудно.
Во время прилива коралловая заводь становилась доступной для всевозможных страшилищ, и Сарли, её братья и сестры храбро уплывали в тёмные просторы моря на поиски водорослей, в которых можно было бы укрыться.
неделя, и Сарли вдруг ощутила голод. Но это новое чувство обострило её зрение. Она лежала на поверхности моря и сквозь прозрачные, чистые воды глядела на дно. Большие глаза её видели отлично, и она уже различала цвета. Внизу под собой она заметила что-то розовое. Цвет был приятный, и Сарли захотелось подплыть поближе. Она опустила голову, глубоко загребла передними ластами и принялась отталкиваться задними.
Тема милосердия в рассказе И А Бунина «Лапти»
Содержание рассказа «Лапти» драматично. Первые фразы создают тревожную атмосферу: «Пятый день несло непроглядной вьюгой. В белом от снега и холодном хуторском доме стоял бледный сумрак, и было большое горе: был тяжело болен ребенок. И в жару и в бреду, он часто плакал и все просил дать ему какие-то красные лапти». В доме только мать и дворник Нефед. До города в такую пургу доехать невозможно. Женщина рассказывает Нефеду, что ребенок просит красные лапти: «Мотнул шапкой, задумался шапка, борода, старый полушубок, разбитые валенки – всё в снегу, всё обмерзло.… И вдруг твердо:
- Значит, надо добывать. Значит, душа желает. Надо добывать »
Нефед уходит в соседнее село за новыми лаптями и фуксином, которым можно будет покрасить лапти. Пурга не утихает. Ночью раздается стук в окно. Это новосельские мужики, которые заблудились и уже «решили пропадать, как вдруг увидали торчащие из снега чьи-то ноги в валенках». Мужики поняли, где они находятся, привезли в хутор замерзшего насмерть Нефеда.
Финал бунинского рассказа открытый: читателю остается неизвестно, выздоровел ли мальчик ли его Нефед, так как «за пазухой Нефеда лежали новенькие ребячьи лапти и пузырек с фуксином». Такая концовка рассказа представляет читателю возможность еще раз задуматься о поступке Нефеда, хотя мы знаем, что жертва Нефеда не напрасна: герой уже новосельских мужиков. Нефед погиб, не получив никакой благодарности за свой труд, но в этом нравственность его поступка: пойти, не требуя благодарности, почестей, славы.
Гуманистическая направленность бунинского рассказа очевидна: Нефед, не задумываясь, решает выполнить волю тяжело больного мальчика, и для него нет ничего важнее «души ребенка». Именно человеческая душа становится высшей нравственной ценностью.
Нефед совершил поступок, не считая его подвигом, но нравственная сила сделанного героем очевидна. Рассказ учит читателя совершать настоящие нравственные деяния.