Александр Блок — автор первой советской революционной поэмы под названием «Двенадцать». За двадцать лет поэтической деятельности Блок проделал долгий и сложный путь, в процессе которого он все больше и больше утверждался в мысли о том, что на долю России выпали серьезные испытания и потрясения.
Поэт горячо принял революцию и приветствовал ее в своей поэме. В ней выражен не единичный или случайный для Блока взгляд на происходящее, а система воззрений в ее особом поэтическом преломлении.
Блок показывает революционную стихию как бессознательную, слепую силу, разрушающую не только ненавистный старый мир, но и простые человеческие отношения. В этой круговерти гибнет героиня поэмы Катька, но даже оплакать ее Петьке не дают: «Не такое нынче время, / Чтобы нянчиться с тобой!»
Поэт осознает, что старый мир канул в вечность, возврата к нему нет. Сама стихия с ее пронзительным ветром на стороне разрушителей:
Разыгралось чтой-то вьюга,
Ой, вьюга, ой, вьюга!
Не видать друг друга
За четыре за шага!
Снег воронкой завился,
Снег столбушкой поднялся…
Критика обвиняла Блока в том, что он увидел в революции только разрушительные начала и никакого созидания. Да, «Двенадцать» — самая таинственная поэма А. Блока и невозможно однозначно объяснить авторскую позицию.
Обратим внимание на заключительные реплики первой главы:
Хлеба!
Что впереди?
Проходи!
Черное, черное небо.
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди…
Черная злоба! Святая злоба…
Товарищ! Гляди
В оба!
Кому они принадлежат? Кто просит: «Хлеба!»? Кто гонит бродягу: «Проходи!»? Чья злоба «кипит в груди»? Кто призывает: «Товарищ! Гляди в оба!»? Кто, наконец, задает вопрос: «Что впереди?» Этот вопрос крайне важен для понимания позиции Блока, заявленной в этой поэме. Кто вообще ведет повествование, располагая образы, реплики, возгласы именно в такой последовательности? Здесь мы сталкиваемся едва ли не с главной проблемой поэмы — проблемой авторского голоса.
Где в «Двенадцати» автор? Как его обнаружить? В литературе о Блоке бытует мнение, что многое из того, что изображено и сказано в поэме, исходит не столько от автора, сколько от жизни, от эпохи, в отношении которой поэт выступает не как повествователь, а скорее, как свидетель, описывающий услышанное и увиденное. В основе поэмы лежит особое, непохожее на другие, восприятие того, что происходит в России, а также восприятие нынешних героев эпохи. Пытаться отделить эти восприятия — значит нарушить «живую ткань произведения».
Вот знаменитое начало второй главы — появление героев на страницах поэмы: «Гуляет ветер, порхает снег / Идут двенадцать человек». У читателя не возникает сомнений, что это авторский текст. Уверенность подтверждается следующими строчками: «Винтовок черные ремни, / Кругом — огни, огни, огни…». Но кому принадлежат такие ответственные слова, как: «В зубах — цыгарка, примят картуз, / На спину б надо бубновый туз!» Блоку? Возможно, что ему. Характеристика героев как каторжников (бубновый туз!) требует от нас особого внимания, если это авторские слова. Но если это не автор, то кто?
Сомнения неудержимо нарастают по мере дельнейшего знакомства с текстом. Следующие строчки уже явно не авторские: «Свобода, свобода, / Эх, эх, без креста!» Внезапно в поэме возникает тема религии, но кто ее ставит? Здесь всего два слова — свобода и крест. Мы можем вложить эти две строки в уста героев, хотя никаких знаков прямой речи Блок не ставит. Создается «сплав», в котором одновременно звучат многие голоса.
Сразу же после строк о свободе «без креста» следует вообще что-то непонятное: «Тра-та-та!» То ли имитация выстрелов, то ли своеобразное бранное выражение. Но, в любом случае, это уже далеко от «авторской речи».
Единой и окончательной характеристики героев в поэме нет, Блок сознательно и открыто избегает ее. «Рабочий народ» — это и голытьба, и апостолы новой веры одновременно.
Позиция автора проявляется в «Двенадцати» не только в отдельных репликах, лозунгах или призывах, но и в «построении» общей судьбы двенадцати, в характере и внутреннем смысле того пути, который проделывают герои на страницах поэмы. Их движение к финалу, переход из старого мира в новый говорит об их формировании как героев нового времени.
Для самого Блока путь героев по улицам города так же важен и так же поучителен, как и для двенадцати «апостолов», главных персонажей его поэмы.
Родился Е.Н. Чарушин 11 ноября 1901 года в г. Вятке в семье губернского архитектора. В семье царил культ искусства и природы.
Все начиналось с детства. Вместе с мамой мальчик ходил в лес. Там они собирали семена цветов, выкапывали разные расте-ния, и потом все это превращалось в чудо – сад. Вместе с мамой они выкармливали уток и тетеревят, лечили зверей, держали коз, индюшат, кроликов и голубей. Это были друзья мальчика. А когда он немножко подрос, стал внимательно наблюдать за природой и рабо-тать - рисовать. Он будто вырос с карандашом и кистью в руках. Чаще всего изображал животных и битвы индейцев. Женю очень часто брал в свои поездки отец, они наблюдали восходы солнца и утренние туманы, как просыпаются птицы и резвятся животные.
Отец всегда брал с собой сына в поездки по Кировской области. Ездили днём и ночью, лесами и лугами. Женя видел восход солнца, утренний туман, как просыпается и засыпает лес, как птицы запевают, как хрустят колёса по белому снегу.
Увлечение Чарушина природой порой доходило до смешного. Однажды он решил есть все, что едят его друзья-птицы, и заболел брюшным тифом. А однажды вместе со стадом коров переплыл широкую реку Вятку.
Е.И. Чарушин окончил Ленинградскую академию художеств и был приглашен в 1926 г. на работу в издательство «Детгиз» в качестве художника. Он проиллюстрировал более 100 книг, в числе которых произведения Бианки и Маршака, Пришвина и Мамина-Сибиряка и других.
Художник, который рисует животных, называется анималист. Чарушин был прекрасным анималистом. Его рисунки узнаешь без подписи. Он умел не только показать внешность зверя, его движения, повадки, но и его нрав, характер. Приглядимся к любой из книжек Е.И. Чарушина. Мы видим единство иллюстрации и текста. Вот любопытный котенок Тюпа, трогательный медвежонок, шустрый волчишко.
Вот как сам Евгений Иванович говорил об этом: «Я хочу понять животное, передать его повадку, характер, движения. Меня интересует его мех. Когда читатель – ребенок хочет пощупать моего зверька – я рад. Мне хочется передать настроение животного: испуг, радость, сон и т.п. Все это надо наблюдать и почувствовать».
Поездки, природа так переполняли Евгения Чарушина, что одной только кистью невозможно было выразить все, что хотелось передать. На пришло слово. В 1929 году в детских журналах появились первые рассказы Чарушина «Медвежата», «Вол-чишко» и другие.
В годы войны Евгений Иванович преподавал рисование в школе, а в 1942 году так расписал стены одного детского сада, что они превратились в зеленые лужайки и диковинные леса с героями сказок.
Прожил Чарушин 64 года. Он умер в 1965 году. Но осталось много его книг и большая любовь к своей Родине.
Поэт горячо принял революцию и приветствовал ее в своей поэме. В ней выражен не единичный или случайный для Блока взгляд на происходящее, а система воззрений в ее особом поэтическом преломлении.
Блок показывает революционную стихию как бессознательную, слепую силу, разрушающую не только ненавистный старый мир, но и простые человеческие отношения. В этой круговерти гибнет героиня поэмы Катька, но даже оплакать ее Петьке не дают: «Не такое нынче время, / Чтобы нянчиться с тобой!»
Поэт осознает, что старый мир канул в вечность, возврата к нему нет. Сама стихия с ее пронзительным ветром на стороне разрушителей:
Разыгралось чтой-то вьюга,
Ой, вьюга, ой, вьюга!
Не видать друг друга
За четыре за шага!
Снег воронкой завился,
Снег столбушкой поднялся…
Критика обвиняла Блока в том, что он увидел в революции только разрушительные начала и никакого созидания. Да, «Двенадцать» — самая таинственная поэма А. Блока и невозможно однозначно объяснить авторскую позицию.
Обратим внимание на заключительные реплики первой главы:
Хлеба!
Что впереди?
Проходи!
Черное, черное небо.
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди…
Черная злоба! Святая злоба…
Товарищ! Гляди
В оба!
Кому они принадлежат? Кто просит: «Хлеба!»? Кто гонит бродягу: «Проходи!»? Чья злоба «кипит в груди»? Кто призывает: «Товарищ! Гляди в оба!»? Кто, наконец, задает вопрос: «Что впереди?» Этот вопрос крайне важен для понимания позиции Блока, заявленной в этой поэме. Кто вообще ведет повествование, располагая образы, реплики, возгласы именно в такой последовательности? Здесь мы сталкиваемся едва ли не с главной проблемой поэмы — проблемой авторского голоса.
Где в «Двенадцати» автор? Как его обнаружить? В литературе о Блоке бытует мнение, что многое из того, что изображено и сказано в поэме, исходит не столько от автора, сколько от жизни, от эпохи, в отношении которой поэт выступает не как повествователь, а скорее, как свидетель, описывающий услышанное и увиденное. В основе поэмы лежит особое, непохожее на другие, восприятие того, что происходит в России, а также восприятие нынешних героев эпохи. Пытаться отделить эти восприятия — значит нарушить «живую ткань произведения».
Вот знаменитое начало второй главы — появление героев на страницах поэмы: «Гуляет ветер, порхает снег / Идут двенадцать человек». У читателя не возникает сомнений, что это авторский текст. Уверенность подтверждается следующими строчками: «Винтовок черные ремни, / Кругом — огни, огни, огни…». Но кому принадлежат такие ответственные слова, как: «В зубах — цыгарка, примят картуз, / На спину б надо бубновый туз!» Блоку? Возможно, что ему. Характеристика героев как каторжников (бубновый туз!) требует от нас особого внимания, если это авторские слова. Но если это не автор, то кто?
Сомнения неудержимо нарастают по мере дельнейшего знакомства с текстом. Следующие строчки уже явно не авторские: «Свобода, свобода, / Эх, эх, без креста!» Внезапно в поэме возникает тема религии, но кто ее ставит? Здесь всего два слова — свобода и крест. Мы можем вложить эти две строки в уста героев, хотя никаких знаков прямой речи Блок не ставит. Создается «сплав», в котором одновременно звучат многие голоса.
Сразу же после строк о свободе «без креста» следует вообще что-то непонятное: «Тра-та-та!» То ли имитация выстрелов, то ли своеобразное бранное выражение. Но, в любом случае, это уже далеко от «авторской речи».
Единой и окончательной характеристики героев в поэме нет, Блок сознательно и открыто избегает ее. «Рабочий народ» — это и голытьба, и апостолы новой веры одновременно.
Позиция автора проявляется в «Двенадцати» не только в отдельных репликах, лозунгах или призывах, но и в «построении» общей судьбы двенадцати, в характере и внутреннем смысле того пути, который проделывают герои на страницах поэмы. Их движение к финалу, переход из старого мира в новый говорит об их формировании как героев нового времени.
Для самого Блока путь героев по улицам города так же важен и так же поучителен, как и для двенадцати «апостолов», главных персонажей его поэмы.
Родился Е.Н. Чарушин 11 ноября 1901 года в г. Вятке в семье губернского архитектора. В семье царил культ искусства и природы.
Все начиналось с детства. Вместе с мамой мальчик ходил в лес. Там они собирали семена цветов, выкапывали разные расте-ния, и потом все это превращалось в чудо – сад. Вместе с мамой они выкармливали уток и тетеревят, лечили зверей, держали коз, индюшат, кроликов и голубей. Это были друзья мальчика. А когда он немножко подрос, стал внимательно наблюдать за природой и рабо-тать - рисовать. Он будто вырос с карандашом и кистью в руках. Чаще всего изображал животных и битвы индейцев. Женю очень часто брал в свои поездки отец, они наблюдали восходы солнца и утренние туманы, как просыпаются птицы и резвятся животные.
Отец всегда брал с собой сына в поездки по Кировской области. Ездили днём и ночью, лесами и лугами. Женя видел восход солнца, утренний туман, как просыпается и засыпает лес, как птицы запевают, как хрустят колёса по белому снегу.
Увлечение Чарушина природой порой доходило до смешного. Однажды он решил есть все, что едят его друзья-птицы, и заболел брюшным тифом. А однажды вместе со стадом коров переплыл широкую реку Вятку.
Е.И. Чарушин окончил Ленинградскую академию художеств и был приглашен в 1926 г. на работу в издательство «Детгиз» в качестве художника. Он проиллюстрировал более 100 книг, в числе которых произведения Бианки и Маршака, Пришвина и Мамина-Сибиряка и других.
Художник, который рисует животных, называется анималист. Чарушин был прекрасным анималистом. Его рисунки узнаешь без подписи. Он умел не только показать внешность зверя, его движения, повадки, но и его нрав, характер. Приглядимся к любой из книжек Е.И. Чарушина. Мы видим единство иллюстрации и текста. Вот любопытный котенок Тюпа, трогательный медвежонок, шустрый волчишко.
Вот как сам Евгений Иванович говорил об этом: «Я хочу понять животное, передать его повадку, характер, движения. Меня интересует его мех. Когда читатель – ребенок хочет пощупать моего зверька – я рад. Мне хочется передать настроение животного: испуг, радость, сон и т.п. Все это надо наблюдать и почувствовать».
Поездки, природа так переполняли Евгения Чарушина, что одной только кистью невозможно было выразить все, что хотелось передать. На пришло слово. В 1929 году в детских журналах появились первые рассказы Чарушина «Медвежата», «Вол-чишко» и другие.
В годы войны Евгений Иванович преподавал рисование в школе, а в 1942 году так расписал стены одного детского сада, что они превратились в зеленые лужайки и диковинные леса с героями сказок.
Прожил Чарушин 64 года. Он умер в 1965 году. Но осталось много его книг и большая любовь к своей Родине.