ответ:Был я тогда совсем еще мальчишка, мечтательный и во многом несмышленый...
После месяца тяжелых наступательных боев - в лесах, по пескам и болотам, - после месяца нечеловеческого напряжения и сотен смертей, уже в Польше, под Белостоком, когда в обескровленных до предела батальонах остались считанные бойцы, нас под покровом ночи неожиданно сняли с передовой и отвели - для отдыха и пополнения в тылах фронта.
Так остатки нашего мотострелкового батальона оказались в небольшой и ничем, наверно, не примечательной польской деревушке Новы Двур.
Я лишь на вторые сутки погожим июльским утром. Солнце уже поднялось, пахло медом и яблоками, царила удивительная тишина, и все было так необычно, что несколько секунд я оглядывался и соображал: что же произошло?.. Куда я попал?..
Наш тупорылый «додж» стоял в каком-то саду, под высокой ветвистой грушей, возле задней стены большой и добротной хаты. Рядом со мной на сене в кузове, натянув на голову плащ-палатку, спал мой друг, старший лейтенант Виктор Байков. Еще полмесяца назад и он и я командовали ротами, но после прямого попадания мины в командный пункт Витька исполнял обязанности и командира батальона, а я - начальника штаба, или, точнее говоря, адъютанта старшего.
Я спрыгнул на траву и, разминаясь взад и вперед около машины.
Сидя на земле у заднего ската и держа обеими руками автомат, спал часовой - молоденький радист с перебинтованной головою: последнюю неделю из-за нехватки людей мы были вынуждены оставлять в строю большинство легкораненых, впрочем, некоторые и сами не желали покидать батальон.
Я заглянул в его измученное грязное лицо, согнал жирных мух, ползавших по темному пятну крови сквозь бинты; он спал так крепко и сладко, что я не решился - рука не поднималась - его разбудить.
Обнаружив под трофейным одеялом в углу кузова заготовленную Витькиным ординарцем еду, я с аппетитом выпил целую крынку топленого молока с ломтем черного хлеба; затем достал из своего вещмешка обернутый в кусок клеенки однотомник Есенина, из Витькиного - полпечатки хозяйственного мыла и, отыскав щель в изгороди, вылез на улицу.
Мощенная булыжником дорога прорезала по длине деревню; вправо, неподалеку, она скрывалась за поворотом, влево - уходила по деревянному мосту через неширокую речку; туда я и направился.
С моста сквозь хрустальной прозрачности воду отлично, до крохотных камешков проглядывалось освещенное солнцем песчаное дно; поблескивая серебряными чешуйками, стайки рыб беззаботно гуляли, скользили и беспорядочно сновали во всех направлениях; огромный черный рак, шевеля длинными усами и оставляя за собой тоненькие бороздки, переползал от одного берега к другому.
Шагах в семидесяти ниже по течению, стоя по пояс в воде, спиной к мосту и наклонясь, сосредоточенно возились трое бойцов; в одном из них я узнал любимца батальона гармониста Зеленко, гранатометчика, только в боях на Днепре уничтожившего четыре вражеских танка. Тихонько переговариваясь, они шарили руками меж коряг и под берегом: очевидно, ловили раков или рыбу.
Около них на ветках ивняка сохло выстиранное обмундирование. Там же, на берегу, над маленьким костром висели два котелка; на разостланной шинели виднелись банка консервов, какие-то горшки, буханка хлеба и горка огурцов.
Бойцы были так увлечены, а мне в это утро более всего хотелось побыть одному - я не стал их окликать и, спустясь к речке по другую сторону дороги, пошел тропинкой вдоль берега.
День выдался отменный. Солнце сияло и грело, но не пекло нещадно, как всю последнюю неделю. От земли, от высокой сочной луговой травы поднимался свежий и крепкий аромат медвяных цветов и росы; в тишине мерно и весело, с завидной слаженностью трещали кузнечики.
Рассказ о Твардовском хочется начать с его собственных записей:
«Хорошо помню, что первое мое стихотворение, обличающее моих сверстников, разорителей птичьих гнезд, я пытался записать, еще не зная всех букв алфавита и, конечно, не имея понятия о правилах стихосложения. Там не было ни лада, ни ряда, — ничего от стиха, но я отчетливо помню, что было страстное, горячее до сердцебиения желание всего этого — и лада, и ряда, и музыки, желание родить их на свет, и немедленно, — чувство, сопутствующее и доныне всякому замыслу. Что стихи можно сочинять самому, я понял в связи с тем, что гостивший у нас в голодное время летом дальний наш городской родственник по материнской линии, хромой гимназист, как-то прочел по отца стихи собственного сочинения «Осень»:
Листья давно облетели,
И голые сучья торчат...
Строки эти, помню, потрясли меня тогда своей выразительностью: «голые сучья» — это было так обыкновенные слова, которые говорятся всеми, но это были стихи, звучащие, как из книги».
А.Т. Твардовский
Рис. 1. А.Т. Твардовский (Источник)
Александр Трифонович Твардовский (рис. 1) занимает особое место в списке писателей ХХ века. Особое место среди писателей, с давних пор считающих, что очень важно честно освещать исторические этапы нашей страны. Его поэмы «Страна Муравия», «Василий Теркин», «Василий Теркин на том свете», «За далью даль», его стихотворения – это те произведения, которые отражают самые сложные вехи истории страны, наиболее трагические ее периоды.
Судьба этого поэта и человека глубоко трагична. Первые литературные опыты можно отнести к 20-ым годам ХХ века. В раннем своем творчестве поэт воспевал деревенскую жизнь.
Семья Твардовских (отец, мать, братья, сестра)
Рис. 2. Семья Твардовских (отец, мать, братья, сестра) (Источник)
Родился поэт в семье деревенского кузнеца (рис. 2). Отец Твардовского, Трифон Гордеевич Твардовский, собрав небольшую сумму, взял кредит в банке. На этот кредит был куплен небольшой участок земли. Земли болотистой, земли неплодоносной. Именно к этой земле привил он любовь сыновей, учил ценить каждую травинку, каждую былинку, рожденную на этой земле.
В этот период семью настигла беда. Семья была раскулачена и сослана на Север. О нелегкой судьбе этой семьи, типичной и трагической, можно прочитать в воспоминаниях брата Твардовского Ивана. Позже Твардовский вернется к этой теме и осветит ее в двух своих произведениях «По праву памяти» и в цикле стихов «Памяти матери». На примере судьбе матери он расскажет о нелегкой судьбе целого поколения.
В 1939 году Твардовский окончил МИФЛИ (Московский институт философии, литературы, истории). В этот момент его поэтические опыты были горячо поддержаны уже известным поэтом, земляком Твардовского, Михаилом Исаковским. С этого времени, с осени 1939 года, начинается работа Твардовского в качестве фронтового корреспондента во фронтовых газетах на границе с Финляндией. В это время Твардовский работает в газете «На страже Родины».
Твардовский А. Т. Военный период
Рис. 3. Твардовский А.Т. Военный период (Источник)
Начинается Великая Отечественная война. И вновь Твардовский выступает военным корреспондентом. В это время создаются его очерки, публицистические статьи, стихотворения и поэма «Василий Теркин» (рис. 3).
В военном творчестве во многом по-новому Твардовский пересматривает события истории нашей страны. Он пишет «Василий Теркин на том свете», «По праву памяти», поэму «Дом у дороги» 1946 года, стихотворения «Я убит подо Ржевом», «Жестокая память».
С 1950 по 1954, а затем с 1958 по 1970 годы Твардовский является редактором журнала «Новый мир». «Новый мир» при руководстве Твардовского является одним из самых прогрессивных журналов, и именно в это время, к примеру, печатается рассказ А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Это был тот рассказ, который потряс современников своей тематикой, поскольку никто об этом не говорил. Владимир Лакшин пишет: «Твардовский истово верил, что любое зло ненадолго, любая беда минет, что надо ждать от жизни добрых перемен, от людей – хороших вестей».
Стихотворение «Братья»
Стихотворение написано в 1933 году. Это стихотворение – воспоминание поэта о дорогих ему детских годах, но в то же время в стихотворении мы услышим боль о том, какую трагедию перенесла семья.
С теплым чувством вспоминается детство. Но, безусловно, чувствуется боль, боль автора о потерянном детском счастье. Заканчивается стихотворение во Что ж ты, брат? Как ты, брат? Где ты, брат?
На каком Беломорском канале?
Вот здесь вспомним события, которые постигли семью. Семья была репрессирована, сослана в Сибирь. И если обратимся к сноске, помещенной в учебнике, мы узнаем о том, что среди строек, где работали заключенные, был и Беломорско-Балтийский канал, поэтому он упоминается в стихотворении как воспоминание о трагических событиях в семье.
Стихотворение «Братья» передает счастливую, но потерянную атмосферу детства. И в то же время мы чувствуем боль и горечь о тех событиях, что произошли в семье.
ответ:Был я тогда совсем еще мальчишка, мечтательный и во многом несмышленый...
После месяца тяжелых наступательных боев - в лесах, по пескам и болотам, - после месяца нечеловеческого напряжения и сотен смертей, уже в Польше, под Белостоком, когда в обескровленных до предела батальонах остались считанные бойцы, нас под покровом ночи неожиданно сняли с передовой и отвели - для отдыха и пополнения в тылах фронта.
Так остатки нашего мотострелкового батальона оказались в небольшой и ничем, наверно, не примечательной польской деревушке Новы Двур.
Я лишь на вторые сутки погожим июльским утром. Солнце уже поднялось, пахло медом и яблоками, царила удивительная тишина, и все было так необычно, что несколько секунд я оглядывался и соображал: что же произошло?.. Куда я попал?..
Наш тупорылый «додж» стоял в каком-то саду, под высокой ветвистой грушей, возле задней стены большой и добротной хаты. Рядом со мной на сене в кузове, натянув на голову плащ-палатку, спал мой друг, старший лейтенант Виктор Байков. Еще полмесяца назад и он и я командовали ротами, но после прямого попадания мины в командный пункт Витька исполнял обязанности и командира батальона, а я - начальника штаба, или, точнее говоря, адъютанта старшего.
Я спрыгнул на траву и, разминаясь взад и вперед около машины.
Сидя на земле у заднего ската и держа обеими руками автомат, спал часовой - молоденький радист с перебинтованной головою: последнюю неделю из-за нехватки людей мы были вынуждены оставлять в строю большинство легкораненых, впрочем, некоторые и сами не желали покидать батальон.
Я заглянул в его измученное грязное лицо, согнал жирных мух, ползавших по темному пятну крови сквозь бинты; он спал так крепко и сладко, что я не решился - рука не поднималась - его разбудить.
Обнаружив под трофейным одеялом в углу кузова заготовленную Витькиным ординарцем еду, я с аппетитом выпил целую крынку топленого молока с ломтем черного хлеба; затем достал из своего вещмешка обернутый в кусок клеенки однотомник Есенина, из Витькиного - полпечатки хозяйственного мыла и, отыскав щель в изгороди, вылез на улицу.
Мощенная булыжником дорога прорезала по длине деревню; вправо, неподалеку, она скрывалась за поворотом, влево - уходила по деревянному мосту через неширокую речку; туда я и направился.
С моста сквозь хрустальной прозрачности воду отлично, до крохотных камешков проглядывалось освещенное солнцем песчаное дно; поблескивая серебряными чешуйками, стайки рыб беззаботно гуляли, скользили и беспорядочно сновали во всех направлениях; огромный черный рак, шевеля длинными усами и оставляя за собой тоненькие бороздки, переползал от одного берега к другому.
Шагах в семидесяти ниже по течению, стоя по пояс в воде, спиной к мосту и наклонясь, сосредоточенно возились трое бойцов; в одном из них я узнал любимца батальона гармониста Зеленко, гранатометчика, только в боях на Днепре уничтожившего четыре вражеских танка. Тихонько переговариваясь, они шарили руками меж коряг и под берегом: очевидно, ловили раков или рыбу.
Около них на ветках ивняка сохло выстиранное обмундирование. Там же, на берегу, над маленьким костром висели два котелка; на разостланной шинели виднелись банка консервов, какие-то горшки, буханка хлеба и горка огурцов.
Бойцы были так увлечены, а мне в это утро более всего хотелось побыть одному - я не стал их окликать и, спустясь к речке по другую сторону дороги, пошел тропинкой вдоль берега.
День выдался отменный. Солнце сияло и грело, но не пекло нещадно, как всю последнюю неделю. От земли, от высокой сочной луговой травы поднимался свежий и крепкий аромат медвяных цветов и росы; в тишине мерно и весело, с завидной слаженностью трещали кузнечики.
Рассказ о Твардовском хочется начать с его собственных записей:
«Хорошо помню, что первое мое стихотворение, обличающее моих сверстников, разорителей птичьих гнезд, я пытался записать, еще не зная всех букв алфавита и, конечно, не имея понятия о правилах стихосложения. Там не было ни лада, ни ряда, — ничего от стиха, но я отчетливо помню, что было страстное, горячее до сердцебиения желание всего этого — и лада, и ряда, и музыки, желание родить их на свет, и немедленно, — чувство, сопутствующее и доныне всякому замыслу. Что стихи можно сочинять самому, я понял в связи с тем, что гостивший у нас в голодное время летом дальний наш городской родственник по материнской линии, хромой гимназист, как-то прочел по отца стихи собственного сочинения «Осень»:
Листья давно облетели,
И голые сучья торчат...
Строки эти, помню, потрясли меня тогда своей выразительностью: «голые сучья» — это было так обыкновенные слова, которые говорятся всеми, но это были стихи, звучащие, как из книги».
А.Т. Твардовский
Рис. 1. А.Т. Твардовский (Источник)
Александр Трифонович Твардовский (рис. 1) занимает особое место в списке писателей ХХ века. Особое место среди писателей, с давних пор считающих, что очень важно честно освещать исторические этапы нашей страны. Его поэмы «Страна Муравия», «Василий Теркин», «Василий Теркин на том свете», «За далью даль», его стихотворения – это те произведения, которые отражают самые сложные вехи истории страны, наиболее трагические ее периоды.
Судьба этого поэта и человека глубоко трагична. Первые литературные опыты можно отнести к 20-ым годам ХХ века. В раннем своем творчестве поэт воспевал деревенскую жизнь.
Семья Твардовских (отец, мать, братья, сестра)
Рис. 2. Семья Твардовских (отец, мать, братья, сестра) (Источник)
Родился поэт в семье деревенского кузнеца (рис. 2). Отец Твардовского, Трифон Гордеевич Твардовский, собрав небольшую сумму, взял кредит в банке. На этот кредит был куплен небольшой участок земли. Земли болотистой, земли неплодоносной. Именно к этой земле привил он любовь сыновей, учил ценить каждую травинку, каждую былинку, рожденную на этой земле.
В этот период семью настигла беда. Семья была раскулачена и сослана на Север. О нелегкой судьбе этой семьи, типичной и трагической, можно прочитать в воспоминаниях брата Твардовского Ивана. Позже Твардовский вернется к этой теме и осветит ее в двух своих произведениях «По праву памяти» и в цикле стихов «Памяти матери». На примере судьбе матери он расскажет о нелегкой судьбе целого поколения.
В 1939 году Твардовский окончил МИФЛИ (Московский институт философии, литературы, истории). В этот момент его поэтические опыты были горячо поддержаны уже известным поэтом, земляком Твардовского, Михаилом Исаковским. С этого времени, с осени 1939 года, начинается работа Твардовского в качестве фронтового корреспондента во фронтовых газетах на границе с Финляндией. В это время Твардовский работает в газете «На страже Родины».
Твардовский А. Т. Военный период
Рис. 3. Твардовский А.Т. Военный период (Источник)
Начинается Великая Отечественная война. И вновь Твардовский выступает военным корреспондентом. В это время создаются его очерки, публицистические статьи, стихотворения и поэма «Василий Теркин» (рис. 3).
В военном творчестве во многом по-новому Твардовский пересматривает события истории нашей страны. Он пишет «Василий Теркин на том свете», «По праву памяти», поэму «Дом у дороги» 1946 года, стихотворения «Я убит подо Ржевом», «Жестокая память».
С 1950 по 1954, а затем с 1958 по 1970 годы Твардовский является редактором журнала «Новый мир». «Новый мир» при руководстве Твардовского является одним из самых прогрессивных журналов, и именно в это время, к примеру, печатается рассказ А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Это был тот рассказ, который потряс современников своей тематикой, поскольку никто об этом не говорил. Владимир Лакшин пишет: «Твардовский истово верил, что любое зло ненадолго, любая беда минет, что надо ждать от жизни добрых перемен, от людей – хороших вестей».
Стихотворение «Братья»
Стихотворение написано в 1933 году. Это стихотворение – воспоминание поэта о дорогих ему детских годах, но в то же время в стихотворении мы услышим боль о том, какую трагедию перенесла семья.
С теплым чувством вспоминается детство. Но, безусловно, чувствуется боль, боль автора о потерянном детском счастье. Заканчивается стихотворение во Что ж ты, брат? Как ты, брат? Где ты, брат?
На каком Беломорском канале?
Вот здесь вспомним события, которые постигли семью. Семья была репрессирована, сослана в Сибирь. И если обратимся к сноске, помещенной в учебнике, мы узнаем о том, что среди строек, где работали заключенные, был и Беломорско-Балтийский канал, поэтому он упоминается в стихотворении как воспоминание о трагических событиях в семье.
Стихотворение «Братья» передает счастливую, но потерянную атмосферу детства. И в то же время мы чувствуем боль и горечь о тех событиях, что произошли в семье.
Объяснение: