РАССКАЗ МОЖНО НАЗВАТЬ ТРОГАТЕЛЬНЫМ НУ ЭТО КОГДА ТАМ ГРУСТНО ИЛИ ЖАЛКО КОГО ТО
Объяснение:
"... Мама, мама! Я помню руки твои с того мгновения, как я стал сознавать себя на свете. За лето их всегда покрывал загар, он уже не отходил и зимой, - он был такой нежный, ровный, только чуть-чуть темнее на жилочках. А может быть, они были и грубее, руки твои, - ведь им столько выпало работы в жизни, - но они всегда казались мне такими нежными, и я так любил целовать их прямо в темные жилочки. Да, с того самого мгновения, как я стал сознавать себя, и до последней минуты, когда ты в изнеможении, тихо в последний раз положила мне голову на грудь, провожая в тяжелый путь жизни, я всегда помню руки твои в работе. Я помню, как они сновали в мыльной пене, стирая мои когда эти были еще так малы, что походили на пеленки, и помню, как ты в тулупчике, зимой, несла ведра на коромысле, положив спереди на коромысло маленькую ручку в рукавичке, сама такая маленькая и пушистая, как рукавичка. Я вижу твои с чуть утолщенными суставами пальцы на букваре, и я повторяю за тобой: "бе-а - ба, ба-ба". Я вижу как сильной рукой своею ты подводишь серп под жито, сломленное жменью другой руки, прямо на серп, вижу неуловимое сверкание серпа и потом это мгновенное плавное, такое женственное движение рук и серпа, откидывающее колосья в пучке так, чтобы не поломать сжатых стеблей. Я помню твои руки, несгибающиеся, красные, залубеневшие от студеной воды в проруби, где ты полоскала белье, когда мы жили одни, - казалось, совсем одни на свете, - и помню, как незаметно могли руки твои вынуть занозу из пальца у сына и как они мгновенно продевали нитку в иголку, когда ты шила и пела - пела только для себя и для меня. Потому что нет ничего на свете, чего бы не сумели руки твои, что было бы им не под силу, чего бы они погнушались! Я видел, как они месили глину с коровьим пометом, чтобы обмазать хату, и я видел руку твою, выглядывающую из шелка, с кольцом на пальце, когда ты подняла стакан с красным молдаванским вином. А с какой покорной нежностью полная и белая выше локтя рука твоя обвилась вокруг шеи отчима, когда он, играя с тобой, поднял тебя на руки, - отчим, которого ты научила любить меня и которого я чтил, как родного, уже за одно то, что ты любила его. Но больше всего, на веки вечные запомнил я, как нежно гладили они, руки твои, чуть шершавые и такие теплые и прохладные, как они гладили мои волосы, и шею, и грудь, когда я в полусознании лежал в постели. И, когда бы я ни открыл глаза, ты была всегда возле меня, и ночник горел в комнате, и ты глядела на меня своими запавшими очами, будто из тьмы, сама вся тихая и светлая, будто в ризах. Я целую чистые, святые руки твои! Ты проводила на войну сыновей, - если не ты, так другая, такая же, как ты, - иных ты уже не дождешься вовеки, а если эта чаша миновала тебя, так она не миновала другую, такую же, как ты. Но если и в дни войны у людей есть кусок хлеба и есть одежда на теле, и если стоят скирды на поле, и бегут по рельсам поезда, и вишни цветут в саду, и пламя бушует в домне, и чья-то незримая сила подымает воина с земли или с постели, когда он заболел или ранен, - все это сделали руки матери моей - моей, и его, и его. Оглянись же и ты, юноша, мой друг, оглянись, как я, и скажи, кого ты обижал в жизни больше, чем мать, - не от меня ли, не от тебя, не от него, не от наших ли неудач, ошибок и не от нашего ли горя седеют наши матери? А ведь придет час, когда мучительным упреком сердцу обернется все это у материнской могилы. Мама, мама меня, потому что ты одна, только ты одна на свете можешь прощать, положи на голову руки, как в детстве, и
«повесть о петре и февронии» возникла в своей основе не позднее второй четверти xv века, но получила окончательное оформление в начале xvi века под пером ермолая еразма и тесно связана с фольклором.
это о любви князя петра и крестьянской девушки февронии — любви сильной и непобедимой, «до гроба» .
первое появление в повести девушки февронии запечатлено в зрительно отчетливом образе. ее нашел в простой крестьянской избе посланец муромского князя петра, заболевшего от ядовитой крови убитого им змея. в бедном крестьянском платье феврония сидела за ткацким станком и занималась «тихим» делом — ткала полотно, а перед ней скакал заяц, как бы символизируя собой слияние с природой. ее вопросы и ответы, ее тихий и мудрый разговор ясно показывают, что она умна. феврония изумляет посланцев своими вещими ответами и обещает князю. сведущая в целебных снадобьях, она излечивает князя.
несмотря на социальные препятствия, князь женится на крестьянской девушке февронии. их любовь не считается с мнением окружающих. чванливые жены бояр невзлюбили февронию и требуют ее изгнания. князь петр отказывается от княжества и уходит вместе с женой.
животворящая сила любви февронии так велика, что жерди, воткнутые в землю, по ее благословению расцветают, превращаясь в деревья. крошки хлеба в ее ладони обращаются в зерна священного ладана. она настолько сильна духом, что разгадывает- мысли встреченных ею людей. в силе своей любви, в мудрости, как бы подсказываемой ей этой любовью, феврония оказывается выше своего идеального мужа — князя петра.
их не может разлучить сама смерть. когда петр и феврония почувствовали приближение смерти, они стати просить у бога, чтобы он дал им умереть в одно время, и приготовили себе общий гроб. после того они приняли монашество в разных монастырях. и вот, когда феврония вышивала для храма богородицы «воздух» (покров для святой чаши) , петр послал ей сказать, что он умирает, и просил ее умереть вместе с ним. но феврония просит дать ей время дошить покрывало. вторично послал к ней петр, велев сказать: «уже мало пожду тебя» . наконец, посылая в третий раз, петр говорит ей: «уже хочу умереть и не жду тебя» . тогда феврония, которой осталось дошить лишь одну ризу святого, воткнула в покрывало иглу, обвертела вокруг нее нитку и послала сказать петру, что готова умереть вместе с ним.
после смерти петра и февронии люди положили их тела в отдельные гробы, но на следующий день тела их оказались в общем, заранее приготовленном гробу. люди второй раз пытались разлучить петра и февронию, но снова тела их оказались вместе, и с тех пор их уже не смели разлучать.
РАССКАЗ МОЖНО НАЗВАТЬ ТРОГАТЕЛЬНЫМ НУ ЭТО КОГДА ТАМ ГРУСТНО ИЛИ ЖАЛКО КОГО ТО
Объяснение:
"... Мама, мама! Я помню руки твои с того мгновения, как я стал сознавать себя на свете. За лето их всегда покрывал загар, он уже не отходил и зимой, - он был такой нежный, ровный, только чуть-чуть темнее на жилочках. А может быть, они были и грубее, руки твои, - ведь им столько выпало работы в жизни, - но они всегда казались мне такими нежными, и я так любил целовать их прямо в темные жилочки. Да, с того самого мгновения, как я стал сознавать себя, и до последней минуты, когда ты в изнеможении, тихо в последний раз положила мне голову на грудь, провожая в тяжелый путь жизни, я всегда помню руки твои в работе. Я помню, как они сновали в мыльной пене, стирая мои когда эти были еще так малы, что походили на пеленки, и помню, как ты в тулупчике, зимой, несла ведра на коромысле, положив спереди на коромысло маленькую ручку в рукавичке, сама такая маленькая и пушистая, как рукавичка. Я вижу твои с чуть утолщенными суставами пальцы на букваре, и я повторяю за тобой: "бе-а - ба, ба-ба". Я вижу как сильной рукой своею ты подводишь серп под жито, сломленное жменью другой руки, прямо на серп, вижу неуловимое сверкание серпа и потом это мгновенное плавное, такое женственное движение рук и серпа, откидывающее колосья в пучке так, чтобы не поломать сжатых стеблей. Я помню твои руки, несгибающиеся, красные, залубеневшие от студеной воды в проруби, где ты полоскала белье, когда мы жили одни, - казалось, совсем одни на свете, - и помню, как незаметно могли руки твои вынуть занозу из пальца у сына и как они мгновенно продевали нитку в иголку, когда ты шила и пела - пела только для себя и для меня. Потому что нет ничего на свете, чего бы не сумели руки твои, что было бы им не под силу, чего бы они погнушались! Я видел, как они месили глину с коровьим пометом, чтобы обмазать хату, и я видел руку твою, выглядывающую из шелка, с кольцом на пальце, когда ты подняла стакан с красным молдаванским вином. А с какой покорной нежностью полная и белая выше локтя рука твоя обвилась вокруг шеи отчима, когда он, играя с тобой, поднял тебя на руки, - отчим, которого ты научила любить меня и которого я чтил, как родного, уже за одно то, что ты любила его. Но больше всего, на веки вечные запомнил я, как нежно гладили они, руки твои, чуть шершавые и такие теплые и прохладные, как они гладили мои волосы, и шею, и грудь, когда я в полусознании лежал в постели. И, когда бы я ни открыл глаза, ты была всегда возле меня, и ночник горел в комнате, и ты глядела на меня своими запавшими очами, будто из тьмы, сама вся тихая и светлая, будто в ризах. Я целую чистые, святые руки твои! Ты проводила на войну сыновей, - если не ты, так другая, такая же, как ты, - иных ты уже не дождешься вовеки, а если эта чаша миновала тебя, так она не миновала другую, такую же, как ты. Но если и в дни войны у людей есть кусок хлеба и есть одежда на теле, и если стоят скирды на поле, и бегут по рельсам поезда, и вишни цветут в саду, и пламя бушует в домне, и чья-то незримая сила подымает воина с земли или с постели, когда он заболел или ранен, - все это сделали руки матери моей - моей, и его, и его. Оглянись же и ты, юноша, мой друг, оглянись, как я, и скажи, кого ты обижал в жизни больше, чем мать, - не от меня ли, не от тебя, не от него, не от наших ли неудач, ошибок и не от нашего ли горя седеют наши матери? А ведь придет час, когда мучительным упреком сердцу обернется все это у материнской могилы. Мама, мама меня, потому что ты одна, только ты одна на свете можешь прощать, положи на голову руки, как в детстве, и
ответ:
объяснение:
«повесть о петре и февронии» возникла в своей основе не позднее второй четверти xv века, но получила окончательное оформление в начале xvi века под пером ермолая еразма и тесно связана с фольклором.
это о любви князя петра и крестьянской девушки февронии — любви сильной и непобедимой, «до гроба» .
первое появление в повести девушки февронии запечатлено в зрительно отчетливом образе. ее нашел в простой крестьянской избе посланец муромского князя петра, заболевшего от ядовитой крови убитого им змея. в бедном крестьянском платье феврония сидела за ткацким станком и занималась «тихим» делом — ткала полотно, а перед ней скакал заяц, как бы символизируя собой слияние с природой. ее вопросы и ответы, ее тихий и мудрый разговор ясно показывают, что она умна. феврония изумляет посланцев своими вещими ответами и обещает князю. сведущая в целебных снадобьях, она излечивает князя.
несмотря на социальные препятствия, князь женится на крестьянской девушке февронии. их любовь не считается с мнением окружающих. чванливые жены бояр невзлюбили февронию и требуют ее изгнания. князь петр отказывается от княжества и уходит вместе с женой.
животворящая сила любви февронии так велика, что жерди, воткнутые в землю, по ее благословению расцветают, превращаясь в деревья. крошки хлеба в ее ладони обращаются в зерна священного ладана. она настолько сильна духом, что разгадывает- мысли встреченных ею людей. в силе своей любви, в мудрости, как бы подсказываемой ей этой любовью, феврония оказывается выше своего идеального мужа — князя петра.
их не может разлучить сама смерть. когда петр и феврония почувствовали приближение смерти, они стати просить у бога, чтобы он дал им умереть в одно время, и приготовили себе общий гроб. после того они приняли монашество в разных монастырях. и вот, когда феврония вышивала для храма богородицы «воздух» (покров для святой чаши) , петр послал ей сказать, что он умирает, и просил ее умереть вместе с ним. но феврония просит дать ей время дошить покрывало. вторично послал к ней петр, велев сказать: «уже мало пожду тебя» . наконец, посылая в третий раз, петр говорит ей: «уже хочу умереть и не жду тебя» . тогда феврония, которой осталось дошить лишь одну ризу святого, воткнула в покрывало иглу, обвертела вокруг нее нитку и послала сказать петру, что готова умереть вместе с ним.
после смерти петра и февронии люди положили их тела в отдельные гробы, но на следующий день тела их оказались в общем, заранее приготовленном гробу. люди второй раз пытались разлучить петра и февронию, но снова тела их оказались вместе, и с тех пор их уже не смели разлучать.