ответ:Мольер, несомненно, явился новатором в драматургии XVII века. Но его новаторство возникло не на пустом месте. Уже закатывалась звезда Ренессанса – эпохи, оставившей после себя богатейшее культурное наследие, в т.ч. и в театре. «Принявший эстафету» от Ренессанса французский классицизм, «в лоне» которого и творил Мольер, к началу зрелой творческой деятельности последнего уже имел таких состоявшихся авторов, как Корнель, Жодель, Скаррон и другие.
Но Мольер не только «верноподданное чадо» французского классицизма – он раздвигает его рамки: Мольеру заслуженно принадлежат лавры создателя жанра «высокой комедии» – комедии, которая претендует на то, чтобы не только увеселять и высмеивать, но и выражать высокие нравственные и идейные устремления (здесь нелишним будет напомнить, что «ортодоксальный» классицизм оставлял за комедией лишь вульгарную тематику). Об этом жанре А.С. Пушкин писал: «…высокая комедия не основана единственно на смехе, но на развитии характеров, - и … нередко близко подходит к трагедии».
В чём же основные особенности этого нового для эпохи классицизма типа комедии? Движение сюжета теперь не результат плутней или фабульных хитросплетений, оно вытекает из поведения самих действующих лиц, определяется их характерами. В конфликтах комедии нового типа явственно выступают основные противоречия реальной действительности. Теперь герои показаны не только в их внешней, объективно-комической сущности, а с субъективными переживаниями, имеющими для них подчас подлинно драматический характер. Этот драматизм переживаний придаёт отрицательным героям новой комедии жизненную правдивость, отчего сатирическое обличение приобретает особую силу.
Первым произведением нового этапа творчества Мольера считается «Школа жён» (1662). Арнольф, главный герой пьесы, уже не похож на опереточного злодея. Этот, на поверхностный взгляд, едкий и самоуверенный насмешник внутри оказывается человеком мнительным и ранимым. И хотя во многом «Школа жён» ещё, что называется, «тянет шлейф например, конфликт пьесы строится на традиционной путанице, любовных недоразумениях и т.п. – в главном драматургия Мольера выходит на принципиально новую магистраль.
Суть же новшества в том, что методом сценического построения основных персонажей и выражения социальной проблематики в пьесе становится выделение одной черты характера, господствующей страсти главного героя. Главный конфликт пьесы, естественно, также «завязан» на этой страсти. Все «золотые» комедии Мольера – «Тартюф» (1664), «Дон Жуан» (1665), «Мизантроп» (1666), «Скупой» (1668), «Мнимый больной» (1673) – построены на основе указанного метода. Примечательно, что даже названия только что перечисленных пьес являются либо именами главных героев, либо наименованиями их доминирующих страстей.
В отношении персоны Тартюфа у зрителя (читателя) с самого начала действия нет никаких сомнений: ханжа и подлец. Причём это не отдельные грехи, присущие в той или иной мере каждому из нас, а самая природа души главного героя. Тартюф появляется на сцене только в третьем акте, но к тому моменту уже все знают, к т о именно появляется, кто виновник той наэлектризованной обстановки, которую драматург мастерски выписывает в двух предыдущих действиях.
Итак, до выхода Тартюфа ещё два полных действия, а конфликт в семействе Оргона уже бушует во всю мощь. Все столкновения – родственников хозяина с его матерью, с ним лично, наконец, с самим Тартюфом – возникают по поводу лицемерия последнего. И интрига пьесы развивается всё в том же направлении: сумеют-таки разоблачить двуличного паразита, или?.. Можно сказать, что даже не сам Тартюф является главным героем комедии, а его порок. И, строго говоря, именно он, порок, доводит до краха своего носителя, а вовсе не попытки более честных действующих лиц вывести обманщика на чистую воду – как известно, как раз эти попытки ни к чему хорошему не привели, и неизвестно, чем бы всё кончилось, если б Тартюф, что называется, «не полез на глаза» королю, уверовав в собственную неуязвимость…
Пьесы Мольера – это пьесы-диагнозы, которые он ставит человеческим страстям и порокам. И как уже отмечено выше, именно эти страсти становятся главными героями его произведений. Если в «Тартюфе» это лицемерие, то в «Дон Жуане» такой главенствующей страстью является, несомненно, гордыня. Видеть в нём только лишь не знающего удержу похотливого самца – значит примитизировать. Похоть сама по себе не привести к тому бунту против Неба, какой мы наблюдаем у Дон Жуана.
Лермонтов был хорошо знаком с Кавказом. 1837 году он, как им сообщалось в письме к знакомому, «изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, с ружьем за плечами, ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов». Кавказские впечатления подарили ему огромный материал и легли в основу очень многих произведений Лермонтова. Надо сказать, что в них поэт всегда с симпатией рисовал свободолюбивый дух горцев, будь то «Мцыри» или «Валерик», окрашенный человеческой кровью. В горцах поэта привлекали не только их смелость, независимость характера. Он в них находил и другие положительные черты.
В «Герое нашего времени» Лермонтов противопоставляет естественную, природную данность горцев и искусственность «водяного общества».
«Водяное общество» - это собирательный образ местного и столичного дворянства. Отдельных представителей его в романе много, и каждой сестре Лермонтов раздает по серьге.
Печорин, alter ego автора, с легким презрением подмечает тщательно скрываемую зависть представителей «водяного общества» друг к другу, склонность к сплетням, интригам, взаимному недоброжелательству. Вот, например, антипод главного героя – Грушницкий. Он словно не человек, а марионетка. Его поза рассчитана на то, чтобы произвести эффект на дам, в первую очередь – вскружить голову юной княжне Мери. Склонность к авантюрности у него доведена до гипертрофии. Он рисуется, часто ведет себя несоответственно ситуации. В быту, как ему кажется, он ищет романтических обстоятельств, а на деле он теряется, когда они возникают. Он легко подпадает под чужое (при том дурное) влияние. Его участие в дуэли трудно назвать каким-то словом (как назвать мерзавца, который «храбро» идет на дуэль стреляться с человеком, у которого пистолет не заряжен?) И в то же время он не может отказаться от такой дуэли, потому что слишком самолюбив. Последние его слова перед гибелью ведь тоже являются криком дьявольского самолюбия подонка, которого разоблачили.
Слишком самолюбив и Казбич. Но на этом параллель между ним и Грушницким заканчивается. Казбич и в самом деле сорви голова. Он очень храбрый. Он умный. Но он и доверчив, как ребенок. Пользуясь этим, и лишил Печорин Казбича его любимого Карагеза. Конечно, Печорин не входит в «водяное общество», но в случае с Казбичем он поступил бесчестно, как настоящие лицемеры, окружавшие его на водах. Иными словами, горцы противопоставлены не только «водяному обществу», но «цивилизованному» обществу вообще. Вот, например, вполне отрицательный персонаж драгунский капитан с его любимой присказкой: «Судьба – индейка, а жизнь – копейка». Разумеется, в копейку он оценивает не свою, а чужую жизнь. Чем же отличается от этого гадкого персонажа благостный Максим Максимыч, который предлагает в награду рубль, если убьют горца (Казбича)? То есть, Максим Максимыч тоже из числа «цивилизованных», а потому для него чужая жизнь тоже копейка.
Из «цивилизованных» свободен от их хищнических повадок только доктор Вернер. Но это особенный для Лермонтова герой. Вернер близок к декабристом, а для Лермонтова декабристы чуть ли не святые. Интересно, что доктор Вернер сказал бы своему другу Печорину на то, что он подвигнул юнца выкрасть родную сестру и отдать ее в распоряжение постороннего мужчины? Неужто он похвалил бы Печорина за этот авантюрный поступок?
Несколько иначе обстоит дело с женскими образами. И Вера, и княжна Мери очаровательны. Не зря ведь Печорин был влюблен в Веру, не зря ведь он чуть не сделал предложение Мери, да вспомнил о цыганке, которая нагадала, что он умрет от своей жены.
Мери увлеченная натура. Она умна, остроумна, что не так часто встречается среди девушек. Но главное – она наивная и чистая. Она может быть преданной подругой. Точно такими же прекрасными чертами наделена и горянка Бэла, от которой веет душевной чистотой, добротой, искренностью. Ведь не случайно Печорин полюбил ее. Как она естественна, как она прекрасна в своем чувстве к Печорину! Но ясно, что если бы она не погибла, то все равно «цивилизованный» Печорин не сделал бы ее хозяйкой своего петербургского дома.
Люди гор и марионетки «водяного общества» несовместимы. Эту романтическую идею Лермонтов перенес в свой реалистический роман, который от этого не стал менее реалистичным. И горцы, и «водяное общество» - детище одного и того же художника, который о тех и других знал не понаслышке.
ответ:Мольер, несомненно, явился новатором в драматургии XVII века. Но его новаторство возникло не на пустом месте. Уже закатывалась звезда Ренессанса – эпохи, оставившей после себя богатейшее культурное наследие, в т.ч. и в театре. «Принявший эстафету» от Ренессанса французский классицизм, «в лоне» которого и творил Мольер, к началу зрелой творческой деятельности последнего уже имел таких состоявшихся авторов, как Корнель, Жодель, Скаррон и другие.
Но Мольер не только «верноподданное чадо» французского классицизма – он раздвигает его рамки: Мольеру заслуженно принадлежат лавры создателя жанра «высокой комедии» – комедии, которая претендует на то, чтобы не только увеселять и высмеивать, но и выражать высокие нравственные и идейные устремления (здесь нелишним будет напомнить, что «ортодоксальный» классицизм оставлял за комедией лишь вульгарную тематику). Об этом жанре А.С. Пушкин писал: «…высокая комедия не основана единственно на смехе, но на развитии характеров, - и … нередко близко подходит к трагедии».
В чём же основные особенности этого нового для эпохи классицизма типа комедии? Движение сюжета теперь не результат плутней или фабульных хитросплетений, оно вытекает из поведения самих действующих лиц, определяется их характерами. В конфликтах комедии нового типа явственно выступают основные противоречия реальной действительности. Теперь герои показаны не только в их внешней, объективно-комической сущности, а с субъективными переживаниями, имеющими для них подчас подлинно драматический характер. Этот драматизм переживаний придаёт отрицательным героям новой комедии жизненную правдивость, отчего сатирическое обличение приобретает особую силу.
Первым произведением нового этапа творчества Мольера считается «Школа жён» (1662). Арнольф, главный герой пьесы, уже не похож на опереточного злодея. Этот, на поверхностный взгляд, едкий и самоуверенный насмешник внутри оказывается человеком мнительным и ранимым. И хотя во многом «Школа жён» ещё, что называется, «тянет шлейф например, конфликт пьесы строится на традиционной путанице, любовных недоразумениях и т.п. – в главном драматургия Мольера выходит на принципиально новую магистраль.
Суть же новшества в том, что методом сценического построения основных персонажей и выражения социальной проблематики в пьесе становится выделение одной черты характера, господствующей страсти главного героя. Главный конфликт пьесы, естественно, также «завязан» на этой страсти. Все «золотые» комедии Мольера – «Тартюф» (1664), «Дон Жуан» (1665), «Мизантроп» (1666), «Скупой» (1668), «Мнимый больной» (1673) – построены на основе указанного метода. Примечательно, что даже названия только что перечисленных пьес являются либо именами главных героев, либо наименованиями их доминирующих страстей.
В отношении персоны Тартюфа у зрителя (читателя) с самого начала действия нет никаких сомнений: ханжа и подлец. Причём это не отдельные грехи, присущие в той или иной мере каждому из нас, а самая природа души главного героя. Тартюф появляется на сцене только в третьем акте, но к тому моменту уже все знают, к т о именно появляется, кто виновник той наэлектризованной обстановки, которую драматург мастерски выписывает в двух предыдущих действиях.
Итак, до выхода Тартюфа ещё два полных действия, а конфликт в семействе Оргона уже бушует во всю мощь. Все столкновения – родственников хозяина с его матерью, с ним лично, наконец, с самим Тартюфом – возникают по поводу лицемерия последнего. И интрига пьесы развивается всё в том же направлении: сумеют-таки разоблачить двуличного паразита, или?.. Можно сказать, что даже не сам Тартюф является главным героем комедии, а его порок. И, строго говоря, именно он, порок, доводит до краха своего носителя, а вовсе не попытки более честных действующих лиц вывести обманщика на чистую воду – как известно, как раз эти попытки ни к чему хорошему не привели, и неизвестно, чем бы всё кончилось, если б Тартюф, что называется, «не полез на глаза» королю, уверовав в собственную неуязвимость…
Пьесы Мольера – это пьесы-диагнозы, которые он ставит человеческим страстям и порокам. И как уже отмечено выше, именно эти страсти становятся главными героями его произведений. Если в «Тартюфе» это лицемерие, то в «Дон Жуане» такой главенствующей страстью является, несомненно, гордыня. Видеть в нём только лишь не знающего удержу похотливого самца – значит примитизировать. Похоть сама по себе не привести к тому бунту против Неба, какой мы наблюдаем у Дон Жуана.
.
Объяснение:
В «Герое нашего времени» Лермонтов противопоставляет естественную, природную данность горцев и искусственность «водяного общества».
«Водяное общество» - это собирательный образ местного и столичного дворянства. Отдельных представителей его в романе много, и каждой сестре Лермонтов раздает по серьге.
Печорин, alter ego автора, с легким презрением подмечает тщательно скрываемую зависть представителей «водяного общества» друг к другу, склонность к сплетням, интригам, взаимному недоброжелательству. Вот, например, антипод главного героя – Грушницкий. Он словно не человек, а марионетка. Его поза рассчитана на то, чтобы произвести эффект на дам, в первую очередь – вскружить голову юной княжне Мери. Склонность к авантюрности у него доведена до гипертрофии. Он рисуется, часто ведет себя несоответственно ситуации. В быту, как ему кажется, он ищет романтических обстоятельств, а на деле он теряется, когда они возникают. Он легко подпадает под чужое (при том дурное) влияние. Его участие в дуэли трудно назвать каким-то словом (как назвать мерзавца, который «храбро» идет на дуэль стреляться с человеком, у которого пистолет не заряжен?) И в то же время он не может отказаться от такой дуэли, потому что слишком самолюбив. Последние его слова перед гибелью ведь тоже являются криком дьявольского самолюбия подонка, которого разоблачили.
Слишком самолюбив и Казбич. Но на этом параллель между ним и Грушницким заканчивается. Казбич и в самом деле сорви голова. Он очень храбрый. Он умный. Но он и доверчив, как ребенок. Пользуясь этим, и лишил Печорин Казбича его любимого Карагеза. Конечно, Печорин не входит в «водяное общество», но в случае с Казбичем он поступил бесчестно, как настоящие лицемеры, окружавшие его на водах. Иными словами, горцы противопоставлены не только «водяному обществу», но «цивилизованному» обществу вообще. Вот, например, вполне отрицательный персонаж драгунский капитан с его любимой присказкой: «Судьба – индейка, а жизнь – копейка». Разумеется, в копейку он оценивает не свою, а чужую жизнь. Чем же отличается от этого гадкого персонажа благостный Максим Максимыч, который предлагает в награду рубль, если убьют горца (Казбича)? То есть, Максим Максимыч тоже из числа «цивилизованных», а потому для него чужая жизнь тоже копейка.
Из «цивилизованных» свободен от их хищнических повадок только доктор Вернер. Но это особенный для Лермонтова герой. Вернер близок к декабристом, а для Лермонтова декабристы чуть ли не святые. Интересно, что доктор Вернер сказал бы своему другу Печорину на то, что он подвигнул юнца выкрасть родную сестру и отдать ее в распоряжение постороннего мужчины? Неужто он похвалил бы Печорина за этот авантюрный поступок?
Несколько иначе обстоит дело с женскими образами. И Вера, и княжна Мери очаровательны. Не зря ведь Печорин был влюблен в Веру, не зря ведь он чуть не сделал предложение Мери, да вспомнил о цыганке, которая нагадала, что он умрет от своей жены.
Мери увлеченная натура. Она умна, остроумна, что не так часто встречается среди девушек. Но главное – она наивная и чистая. Она может быть преданной подругой. Точно такими же прекрасными чертами наделена и горянка Бэла, от которой веет душевной чистотой, добротой, искренностью. Ведь не случайно Печорин полюбил ее. Как она естественна, как она прекрасна в своем чувстве к Печорину! Но ясно, что если бы она не погибла, то все равно «цивилизованный» Печорин не сделал бы ее хозяйкой своего петербургского дома.
Люди гор и марионетки «водяного общества» несовместимы. Эту романтическую идею Лермонтов перенес в свой реалистический роман, который от этого не стал менее реалистичным. И горцы, и «водяное общество» - детище одного и того же художника, который о тех и других знал не понаслышке.