Мать обоих молодых казаков, жена старого Бульбы, «стара», как он сам называет её, обрисована в повести вскользь, чертами, свойственными эпохе, когда женщина почиталась не за человека, а за существо низшее, ни к чему не годное. Автор даже не сообщил в повести ее имени, желая этим подчеркнуть ничтожное положение женщины в среде и эпохе, из которой почерпнут сюжет. Сама по себе она не играет в повести никакой роли, а выведена лишь, как мать казаков, как мать рыцарей; только с этой стороны женщина в рассматриваемую эпоху имела значение. Это тихая, загнанная женщина, обреченная с одной стороны на вечное одиночество в своей семье, с другой – на вечную боязнь потерять мужа и сыновей в битве, а в мирное время угадывать и исполнять все малейшие желания и движения своего властолюбивого и упрямого мужа. Она ни о чем не смеет просить мужа, не то что спорить с ним. Когда подгулявший Тарас воспылал воинским духом и, объявил, что на другое утро уезжает с сыновьями на Сечь, стал колотить горшки и фляжки, бедная старуха печально сидела на лавке, не смея возразить; взглянув на своих сыновей, с которыми предстояла ей такая скорая разлука, она не Могла удержаться от слез, и никто бы не мог описать всей безмолвной силы ее горя, которым были наполнены глаза ее и судорожно сжатые губы. Даже в таком деле, как любовь и ласка к детям, «стара» не имела права обнаружить своей самостоятельности. Она была лишена суровыми условиями и понятиями того века даже того естественного права, которого мудрая природа не лишила и диких зверей. Ее ласки Тарас прерывает суровым восклицанием: «Полно, полно выть, старуха. Казак не на то, чтобы возиться с бабами. Ты бы спрятала их обоих себе под юбку да и сидела бы на них, как на куриных яйцах. Ступай, ступай … » Бедная старуха была, казалось, вся соткана из любви к детям и покорности к мужу. Ничего другого в ней заметить нельзя. Это была личность без прав, без голоса, всецело подчиненная воле своего господина – мужчины. Единственною областью, где женщине представлялась относительная свобода, была религия. Молиться за своих детей «стара» могла сколько угодно. В этом отношении ни Тарас, ни кто-нибудь другой не моли помешать ей; она и молилась и пользовалась удобным случаем, чтобы с есаулами Тарасова полка, уходившего в поход позже, отправить благословление своим сыновьям. Оставаясь дома, «стара» мысленно летела за своими сыновьями и мужем и все время душою была с ними. Можно думать, что когда не стало ее дорогих сыновей и мужа, не стало на свете и ее: в такую тесную связь и зависимость была поставлена условиями века жизнь этой женщины от жизни мужчин.
