2) В статье прослеживается история создания автобиографической повести в рассказах «Последний поклон», главной «заветной» книги В.П. Астафьева, которая напрямую связана со становлением ее жанра (цикл рассказов повесть повесть в рассказах). Такая повесть наиболее органична в художественном мире Астафьева, отдающего предпочтение жанру рассказа или большим прозаическим формам, созданным на основе рассказа.
20 февраля 1598 г. Уже месяц, как Борис Годунов затворился вместе со своей сестрой в монастыре, покинув «все мирское» и отказываясь принять московский престол. Народ объясняет отказ Годунова венчаться на царство в нужном для Бориса духе: «Его страшит сияние престола». Игру Годунова прекрасно понимает «лукавый царедворец» боярин Шуйский, прозорливо угадывая дальнейшее развитие событий:
Народ ещё повоет да поплачет,
Борис ещё немного, […]
И наконец по милости своей
Принять венец смиренно согласится…
Иначе «понапрасну лилася кровь царевича-младенца», в смерти которого Шуйский напрямую обвиняет Бориса.
ответ:1) роман, повесть ;«Перевал» (1958)
«Стародуб» (1960)
«Звездопад» (1960—1973)
«Кража» (1966)
«Где-то гремит война» (1967)
«Последний поклон» (1968)
«Слякотная осень» (1970)
«Царь-рыба» (1976)
И много других...
2) В статье прослеживается история создания автобиографической повести в рассказах «Последний поклон», главной «заветной» книги В.П. Астафьева, которая напрямую связана со становлением ее жанра (цикл рассказов повесть повесть в рассказах). Такая повесть наиболее органична в художественном мире Астафьева, отдающего предпочтение жанру рассказа или большим прозаическим формам, созданным на основе рассказа.
Вроде правильно)
20 февраля 1598 г. Уже месяц, как Борис Годунов затворился вместе со своей сестрой в монастыре, покинув «все мирское» и отказываясь принять московский престол. Народ объясняет отказ Годунова венчаться на царство в нужном для Бориса духе: «Его страшит сияние престола». Игру Годунова прекрасно понимает «лукавый царедворец» боярин Шуйский, прозорливо угадывая дальнейшее развитие событий:
Народ ещё повоет да поплачет,
Борис ещё немного, […]
И наконец по милости своей
Принять венец смиренно согласится…
Иначе «понапрасну лилася кровь царевича-младенца», в смерти которого Шуйский напрямую обвиняет Бориса.