Оно указывает на действующих лиц и их расстановку, обобщенно представляют систему персонажей романа.Отцы и дети мыслятся в неразрывной и, нередко, конфликтной паре. Смена поколений, вытеснение старого новым проявление всеобщей жизненной закономерности. взаимоотношения старшего поколения и молодого, иначе — поколений “отцов” и “детей”. Через все произведение проходит показ автором той пропасти, которая их разделяет. Здесь разница во взглядах на понятия, на идеалы, на исходящие общечеловеческие ценности. Здесь и различие восприятия разными поколениями одних и тех же явлений, чувств, убеждений, традиций и авторитетов, и разное отношение к определенным правилам и нормам. Но автор одновременно показывает, что, несмотря на все это, несмотря на противоречия между поколениями, а часто и на их противостояния, их связывает сила любви отцов к детям, а детей к отцам, как бы ни резки были грани между убеждениями и принципами, как бы ни противоположны были суждения, как бы ни противостояла самоуверенность и резкость молодости Базарова мудрости и терпимости, разуму и снисходительности старшего поколения. Молодость не имеет жизненного опыта, она жизнерадостна, постоянно стремится вперед, стараясь познать все новое, неизведанное; торопясь, чтобы ничего не пропустить, все изведать, все исправить. Она, как на крыльях, мчится вперед, чтобы не упустить свой шанс, не упустить случай, который, кажется, может перевернуть всю жизнь. Старшее же поколение не спешит; оно живет воспоминаниями, и, наблюдая за спешкой молодости, рассуждает о быстротечности всего земного, о недолговечности счастья с высоты своего богатого жизненного опыта.
Развязка «Ревизора» так же гениально проста и лаконична, как и завязка. Гоголь создает сложнейший по реалистической глубине финал, где веселая комедия начинает отсвечивать трагедией. По мысли того же Немировича-Данченко, здесь словно срываются внезапно «все покровы быта». В финале выражена мысль Гоголя о грядущем возмездии, надежда на торжество справедливости и закона. «Именное предписание», по которому появляется настоящий ревизор, выступает как некий фатум, высшая справедливость. В «Театральном разъезде» Гоголь скажет: «...Дай бог, чтобы правительство всегда и везде слышало призвание свое — быть представителем провиденья на земле и чтобы мы веровали в него, как древние веровали в рок, настигающий преступления» (V, 144). Беспощадно критикуя существующие порядки, Гоголь в то же время не посягал на их социальную основу. Он пытался надеяться на справедливые деяния просвещенного монарха.
Несмотря на эти утопические иллюзии, «Ревизор» обладает огромной критической, взрывчатой силой. Освободительный характер имеет гоголевский смех. Проникнутый глубочайшим негодованием, он беспощадно разоблачает мерзости жизни и в то же время страстно устремлен к добру и справедливости. Гоголь считал смех единственным «честным, благородным лицом» своей комедии, подчеркивал его «светлую» природу и нравственно-воспитательное значение: «Насмешки боится даже тот,» который уже ничего не боится на свете». В «Ревизоре» Гоголь смеется над всем безобразным, исходя из какой-то высочайшей, идеальной точки зрения. По словам самого писателя, «засмеяться добрым, светлым смехом может только одна глубоко добрая душа» (V, 170).
Смена поколений, вытеснение старого новым проявление всеобщей жизненной закономерности.
взаимоотношения старшего поколения и молодого, иначе — поколений “отцов” и “детей”. Через все произведение проходит показ автором той пропасти, которая их разделяет. Здесь разница во взглядах на понятия, на идеалы, на исходящие общечеловеческие ценности. Здесь и различие восприятия разными поколениями одних и тех же явлений, чувств, убеждений, традиций и авторитетов, и разное отношение к определенным правилам и нормам. Но автор одновременно показывает, что, несмотря на все это, несмотря на противоречия между поколениями, а часто и на их противостояния, их связывает сила любви отцов к детям, а детей к отцам, как бы ни резки были грани между убеждениями и принципами, как бы ни противоположны были суждения, как бы ни противостояла самоуверенность и резкость молодости Базарова мудрости и терпимости, разуму и снисходительности старшего поколения.
Молодость не имеет жизненного опыта, она жизнерадостна, постоянно стремится вперед, стараясь познать все новое, неизведанное; торопясь, чтобы ничего не пропустить, все изведать, все исправить. Она, как на крыльях, мчится вперед, чтобы не упустить свой шанс, не упустить случай, который, кажется, может перевернуть всю жизнь. Старшее же поколение не спешит; оно живет воспоминаниями, и, наблюдая за спешкой молодости, рассуждает о быстротечности всего земного, о недолговечности счастья с высоты своего богатого жизненного опыта.
Развязка «Ревизора» так же гениально проста и лаконична, как и завязка. Гоголь создает сложнейший по реалистической глубине финал, где веселая комедия начинает отсвечивать трагедией. По мысли того же Немировича-Данченко, здесь словно срываются внезапно «все покровы быта». В финале выражена мысль Гоголя о грядущем возмездии, надежда на торжество справедливости и закона. «Именное предписание», по которому появляется настоящий ревизор, выступает как некий фатум, высшая справедливость. В «Театральном разъезде» Гоголь скажет: «...Дай бог, чтобы правительство всегда и везде слышало призвание свое — быть представителем провиденья на земле и чтобы мы веровали в него, как древние веровали в рок, настигающий преступления» (V, 144). Беспощадно критикуя существующие порядки, Гоголь в то же время не посягал на их социальную основу. Он пытался надеяться на справедливые деяния просвещенного монарха.
Несмотря на эти утопические иллюзии, «Ревизор» обладает огромной критической, взрывчатой силой. Освободительный характер имеет гоголевский смех. Проникнутый глубочайшим негодованием, он беспощадно разоблачает мерзости жизни и в то же время страстно устремлен к добру и справедливости. Гоголь считал смех единственным «честным, благородным лицом» своей комедии, подчеркивал его «светлую» природу и нравственно-воспитательное значение: «Насмешки боится даже тот,» который уже ничего не боится на свете». В «Ревизоре» Гоголь смеется над всем безобразным, исходя из какой-то высочайшей, идеальной точки зрения. По словам самого писателя, «засмеяться добрым, светлым смехом может только одна глубоко добрая душа» (V, 170).