Замывсел увертюры-фантазии «Ромео и Джульетта» связан с именем М. Балакирева. Н. Д. Кашкин, лично близко знавший П. Чайковского, в своих воспоминаниях доволно подробно остановился на исории этого замысла: «Поздней весной 1869 года М. А. Балакиев приехал в Москву и поселился на Воздвиженке, в двух шагах от консерватории, помещавшейся тогда на той же улице, и мы часто виделись (…) М. А. Балакирев и Чайковский были большими любителями длинных прогулок пешком и совершали их иногда вместе. Помнится, что на одной из таких прогулок М. А. пердложил Чайковскому план увертьюры к «Ромео и Джульетте», по крайней мере, у меня воспоминания об этом связываются с воспоминаниями о прелестном майском дне, лесной зелени и больших соснах, среди которых мы шли. М. А. уже знал до известной степени характер таланта Чайковского и находил, что предложенный сюжет вполне для него подходит».
Замывсел увертюры-фантазии «Ромео и Джульетта» связан с именем М. Балакирева. Н. Д. Кашкин, лично близко знавший П. Чайковского, в своих воспоминаниях доволно подробно остановился на исории этого замысла: «Поздней весной 1869 года М. А. Балакиев приехал в Москву и поселился на Воздвиженке, в двух шагах от консерватории, помещавшейся тогда на той же улице, и мы часто виделись (…) М. А. Балакирев и Чайковский были большими любителями длинных прогулок пешком и совершали их иногда вместе. Помнится, что на одной из таких прогулок М. А. пердложил Чайковскому план увертьюры к «Ромео и Джульетте», по крайней мере, у меня воспоминания об этом связываются с воспоминаниями о прелестном майском дне, лесной зелени и больших соснах, среди которых мы шли. М. А. уже знал до известной степени характер таланта Чайковского и находил, что предложенный сюжет вполне для него подходит».