В первую очередь мы должны учитывать медиум, на котором творение становится доступно другим - своего рода, "среду обитания". Для художника это холст, фотография, файл с изображением... кто-то вот даже ниточками фотографически точные портреты вышивает. Для учёного, в первую очередь теоретика медиум - это не какой-нибудь хитрый прибор или вещество, как это рисуют в мультиках. Главный принцип науки - воспроизводимость проведённых экспериментов и полученных результатов. Таким образом, плод деятельности учёного - это в первую очередь статья в научном журнале или в открытом доступе. Причём чем выше градус науки (читай: математики), тем меньше остаётся возможности привести какие-то видимые иллюстрации. И если картину, хотя бы внешне, может воспринимать более-менее каждый, то для понимания статьи ценз поверхностного ознакомления гораздо выше.
По этой причине, в отличие от художника, современный учёный не может снабдить свою работу какими-то скрытыми смыслами, символами, из которых и состоит, в конечном счёте, произведение искусства. Если даже специалистам бывает сложно разобраться с работой по сходной тематике, то эта работа должна быть изложена максимально чётко и ясно, в общепризнанных терминах.
Но вот тут-то и начинается самое интересное - начинаются сходства. Пусть картина действует в первую очередь на чувства, она, как и статья, должна быть понимаемой. Не обязательно всеми, пусть лишь целевой аудиторией, даже если эта аудитория состоит из полутора друзей по андерграунду - но понимаемой. То есть, "язык" картины, в конечном итоге, должен быть доступен, как и терминология научной статьи.
Для произведения надлежащего эффекта, картина должна обладать композицией - но это верно и для статей. Как расположить материал в статье, на что обратить внимание, какие выкладки и выводы опустить, потому что они понятны аудитории, а какой материал включить, потому что он аудитории обычно неизвестен - с этим приходится сталкиваться постоянно. Элегантность - это слово далеко не чуждо науке, и многие заслуженные учёные отмечают, что простота, красота и истина обычно идут рука об руку.
Последнее сравнение относится, скорее, к наиболее абстрактной части науки - теорфизике и математике. Дело в том, что, чем меньше наука завязана на реальном мире - там, где физика заходит за границы чёрных дыр и под планковский радиус, а уж для математики и того раньше - тем больше возникает свободы для творчества. Творчество заключается в выборе аксиом и подоходов, применяемых для развития теории. И тем не менее, оно должно согласовываться с наблюдениями и полученными ранее результатами. И вот тут мне невольно хочется провести аналогию даже не просто с искусстовом, а именно с голландской живописью.
В чём особенность живописи Рембрандта, чем он уникален по сравнению с современниками. Дело в том, что в голландская живопись того времени стремилась к гиперреализму - работая кистью в один волосок, художник воспроизводил каждую ворсинку на ковре, все отражения и преломления сложного золотого украшения в ещё более сложном стеклянном сосуде... И тут приходит Рембрандт, и пишет глаз человека тремя мазками. Изображает волосы, процарапывая тёмный слой обратной стороной кисти и отркрывая наложенный ранее светлый. Рисует одежду, кладя столько краски, что получается рельеф. Представляете, какие споры он вёл с другими художниками об оправданности своей техники.
И мне вспоминается спор, что я вел как-то раз со своим другом и коллегой, соотечественником Рембрандта. Спор шёл о том, что - в том обобщённом случае, над которым мы тогда работали - принимать за так называемые гладкие функции. Брам - так зовут коллегу - считал, что это надо определять по уже существующим объектам, для которых уже придуман друой я - что это это определение вообще можно высасывать из пальца, и теорию подгонять под уже сделанный выбор. Мы тогда чуть не подрались. Но, хоть спор наш шёл об очень абстрактной области науки, наши аргументы не носили научного характера - они были исключительно эстетическими. В конечном счёте, у нас с ним просто оказались разные стили работы. Точно так же, как каждому художнику желательно выработать свой стиль.
Этот стиль - стиль художника - может быть любой: от гиперреализма и подражания классикам - до дадаизма и квадрата Малевича. Но точно так же различаются стили в математике - от метаматематики, теории доказательств - и вплоть до вполне прикладных дисциплин, имеющих непосредственное отоношение к скорости и точности вычислений физических процессов в инженерных задачах. Каждый сам выбирает подходы и инструменты, существют порой если не непримиримые противоречия, то по крайней мере серьёзные непонимания между людьми, развивающими разные направления - точно так же, как в разных стилях искусства.
И вот на этом, глубинном уровне, разница между художником и учёным стирается, подобно тому, как стирается разница между дельфином, газелью и инфузорией - ведь все они, в конечном счёте, эукариоты.
Задача художника-написать картину. Задача учёного-исследовать и изучать неизвестное. Художник работает фантазией, а учёный использует знания.
Объяснение:
В первую очередь мы должны учитывать медиум, на котором творение становится доступно другим - своего рода, "среду обитания". Для художника это холст, фотография, файл с изображением... кто-то вот даже ниточками фотографически точные портреты вышивает. Для учёного, в первую очередь теоретика медиум - это не какой-нибудь хитрый прибор или вещество, как это рисуют в мультиках. Главный принцип науки - воспроизводимость проведённых экспериментов и полученных результатов. Таким образом, плод деятельности учёного - это в первую очередь статья в научном журнале или в открытом доступе. Причём чем выше градус науки (читай: математики), тем меньше остаётся возможности привести какие-то видимые иллюстрации. И если картину, хотя бы внешне, может воспринимать более-менее каждый, то для понимания статьи ценз поверхностного ознакомления гораздо выше.
По этой причине, в отличие от художника, современный учёный не может снабдить свою работу какими-то скрытыми смыслами, символами, из которых и состоит, в конечном счёте, произведение искусства. Если даже специалистам бывает сложно разобраться с работой по сходной тематике, то эта работа должна быть изложена максимально чётко и ясно, в общепризнанных терминах.
Но вот тут-то и начинается самое интересное - начинаются сходства. Пусть картина действует в первую очередь на чувства, она, как и статья, должна быть понимаемой. Не обязательно всеми, пусть лишь целевой аудиторией, даже если эта аудитория состоит из полутора друзей по андерграунду - но понимаемой. То есть, "язык" картины, в конечном итоге, должен быть доступен, как и терминология научной статьи.
Для произведения надлежащего эффекта, картина должна обладать композицией - но это верно и для статей. Как расположить материал в статье, на что обратить внимание, какие выкладки и выводы опустить, потому что они понятны аудитории, а какой материал включить, потому что он аудитории обычно неизвестен - с этим приходится сталкиваться постоянно. Элегантность - это слово далеко не чуждо науке, и многие заслуженные учёные отмечают, что простота, красота и истина обычно идут рука об руку.
Последнее сравнение относится, скорее, к наиболее абстрактной части науки - теорфизике и математике. Дело в том, что, чем меньше наука завязана на реальном мире - там, где физика заходит за границы чёрных дыр и под планковский радиус, а уж для математики и того раньше - тем больше возникает свободы для творчества. Творчество заключается в выборе аксиом и подоходов, применяемых для развития теории. И тем не менее, оно должно согласовываться с наблюдениями и полученными ранее результатами. И вот тут мне невольно хочется провести аналогию даже не просто с искусстовом, а именно с голландской живописью.
В чём особенность живописи Рембрандта, чем он уникален по сравнению с современниками. Дело в том, что в голландская живопись того времени стремилась к гиперреализму - работая кистью в один волосок, художник воспроизводил каждую ворсинку на ковре, все отражения и преломления сложного золотого украшения в ещё более сложном стеклянном сосуде... И тут приходит Рембрандт, и пишет глаз человека тремя мазками. Изображает волосы, процарапывая тёмный слой обратной стороной кисти и отркрывая наложенный ранее светлый. Рисует одежду, кладя столько краски, что получается рельеф. Представляете, какие споры он вёл с другими художниками об оправданности своей техники.
И мне вспоминается спор, что я вел как-то раз со своим другом и коллегой, соотечественником Рембрандта. Спор шёл о том, что - в том обобщённом случае, над которым мы тогда работали - принимать за так называемые гладкие функции. Брам - так зовут коллегу - считал, что это надо определять по уже существующим объектам, для которых уже придуман друой я - что это это определение вообще можно высасывать из пальца, и теорию подгонять под уже сделанный выбор. Мы тогда чуть не подрались. Но, хоть спор наш шёл об очень абстрактной области науки, наши аргументы не носили научного характера - они были исключительно эстетическими. В конечном счёте, у нас с ним просто оказались разные стили работы. Точно так же, как каждому художнику желательно выработать свой стиль.
Этот стиль - стиль художника - может быть любой: от гиперреализма и подражания классикам - до дадаизма и квадрата Малевича. Но точно так же различаются стили в математике - от метаматематики, теории доказательств - и вплоть до вполне прикладных дисциплин, имеющих непосредственное отоношение к скорости и точности вычислений физических процессов в инженерных задачах. Каждый сам выбирает подходы и инструменты, существют порой если не непримиримые противоречия, то по крайней мере серьёзные непонимания между людьми, развивающими разные направления - точно так же, как в разных стилях искусства.
И вот на этом, глубинном уровне, разница между художником и учёным стирается, подобно тому, как стирается разница между дельфином, газелью и инфузорией - ведь все они, в конечном счёте, эукариоты.