5.5 прочитайте фрагмент произведения м. булгакова «театральный роман». можем ли мы назвать выразительной речь героев, участвующих в диалоге? аргументируйте свой ответ. охарактеризуйте данную ситуацию с точки зрения соблюдения этических норм. роман был закончен. и тут разразилась катастрофа. все слушатели, как один, сказали, что роман мой напечатан быть не может по той причине, что его не пропустит цензура. я впервые услыхал это слово и тут только сообразил, что, сочиняя роман, ни разу не подумал о том, будет ли он пропущен или нет. начала одна (потом я узнал, что она тоже была разведенной женой). сказала она так: – скажите, максудов, а ваш роман пропустят? – ни-ни-ни! – воскликнул пожилой , - ни в каком случае! об «пропустить» не может быть и речи! просто нет никакой надежды на это. можешь, старик, не волноваться – не пропустят. – не пропустят! – хором отозвался короткий конец стола. – язык… - начал тот, который был братом гитариста, но пожилой его перебил: – к чертям язык! – вскричал он, накладывая себе на тарелку салат. – не в языке дело. старик написал плохой, но занятный роман. в тебе, шельмец, есть наблюдательность. и откуда что берется! вот уж никак не ожидал, содержание! – м-да, содержание… – именно содержание, – кричал, беспокоя няньку, пожилой, - ты знаешь, чего требуется? не знаешь? ага! то-то! он мигал глазом, в то же время выпивал. затем обнял меня и расцеловал, крича: – в тебе есть что-то несимпатичное, поверь мне! уж ты мне поверь. но я тебя люблю. люблю, хоть тут меня убейте! лукав он, шельма! с подковыркой а? что? вы обратили внимание на главу четвертую? что он говорил героине? то- – во-первых, что это за такие слова, – начал было я, испытывая мучения от его фамильярности. – ты меня прежде поцелуй, – кричал пожилой , – не хочешь? вот и видно сразу, какой ты товарищ! нет, брат, не простой ты человек! – конечно, не простой! – поддержала его вторая разведенная жена. – во-первых… – начал опять я в злобе, но ровно ничего из этого не вышло. – ничего не во-первых! – кричал пожилой, – а сидит в тебе достоевщинка! да-с! ну, ладно, ты меня не любишь, бог тебя за это простит, я на тебя не обижаюсь. но мы тебя любим все искренне и желаем добра! – тут он указал на брата гитариста и другого неизвестного мне человека с багровым лицом, который, явившись, извинился за опоздание, объяснив, что был в центральных банях. и говорю я тебе прямо, – продолжал пожилой, – ибо я привык всем резать правду в глаза, ты, леонтьич, с этим романом даже не суйся никуда. наживешь ты себе неприятности, и придется нам, твоим друзьям, страдать при мысли о твоих мучениях. ты мне верь! я человек большого, горького опыта. знаю жизнь! ну вот, – крикнул он обиженно и жестом всех призвал в свидетели, – поглядите: смотрит на меня волчьими глазами. это в за хорошее отношение! леонтьич! – взвизгнул он так, что нянька за занавеской встала с сундука, – пойми! пойми ты, что не так велики уж художественные достоинства твоего романа (тут послышался с дивана мягкий гитарный аккорд), чтобы из-за него тебе идти на голгофу. пойми! – ты п-пойми, пойми, пойми! – запел приятным тенором гитарист. – и вот тебе мой сказ, – кричал пожилой, – ежели ты меня сейчас не расцелуешь, встану, уйду, покину дружескую компанию, ибо ты меня обидел! – испытывая невыразимую муку, я расцеловал его. хор в это время хорошо распелся, и масленно и нежно над голосами выплывал тенор: – т-ты пойми, пойми… как кот, я выкрадывался из квартиры, держа под мышкой тяжелую рукопись…
