С пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение мне в дядьки.Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чахарду с дворовыми мальчишками. Матушка, знавшая наизусть все его свычаи и обычаи, всегда стараласьзасунуть несчастную книгу как можно подалее, и таким образом ПридворныйКалендарь не попадался ему на глаза иногда по целым месяцам.Я сел в кибитку с Савельичем, и отправился в дорогу, обливаясь слезами.На другой день я проснулся с головною болью, смутно припоминая себе вчерашние происшедствия.Старик угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал, изредка только покрякивая.Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. все покрыто было снегом.Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями.Иван Кузмич, вышедший в офицеры из солдатских детей, был человек необразованный и простой, но самый честный и добрый.В бого крепости не было ни смотров, ни учений, ни караулов. Слова, подавшие повод к нашей ссоре, показались мне еще более гнусными,когда, вместо грубой и непристойной насмешки, увидел я в них обдуманнуюклевету.("Капитанская дочка")
