Назовите проблему, которая поднимается в этом тексте! до странности окостеневшими бывают общественные пристрастия к ошибкам и односторонним мнениям. в том числе и у людей широких и проницательных умов, у летописцев отечественной , и души народной. человек легче проникает в дальние миры, во всякие макро- и микрокосмы, а в себе самом, в общности таких, как он, разобраться не хочет. у нас не только нет цельной науки о нашем народе, но и взгляды на него настолько разные и порой противоречивые, будто мы свалились с луны, а не вышли из его недр. загадочная душа до сих пор представляет тайну не для одних лишь иностранцев, усаживающих ее под развесистую клюкву, но и для нас, судящих о ней с пространной приблизительностью. вот уже два века, начиная с радищева и чаадаева и заканчивая нашими современниками как из левого, так и из правого лагерей, человек никак в себя не укладывается. разноречивые суждения о нем всем нам хорошо знакомы. для одних он существо безвольное, склоняющее свою выю под любое ярмо, нетрезвое, недалекое и т. д. и не объясняется этими первыми, как такое пьяное и "растительное", малоподвижное во всех отношениях существо построило империю в шестую часть суши победными в варшаве и вене, париже и берлине, создало могучую индустрию и могучую науку и первым полетело в космос. вторые обращают внимание как раз на это, на могучую деятельность человека, и обходят молчанием периоды его затишья, вялости и анархии. третьи, чтобы как-то согласовать те и другие начала, предлагают теорию затухания наций, по которой выходит, что сейчас и находятся в периоде такого угасания. да, были, мол, времена великих подвигов и побед, но тысячелетний срок, отпускаемый для активной жизни наций, миновал, наступила пора органической старости. тут и являются несоответствия. семьсот лет назад, когда о затухании нации не могло быть и речи, русь лежала в тяжелом и молчаливом рабстве и, казалось, даже не помышляла об освобождении. но явились вожди — полководец и пастырь, — и точно из небытия собралась она на поле куликово и отстояла себя. триста лет назад, когда о национальной дряхлости тоже не приходилось говорить. смута продолжалась не менее двадцати лет, и неизвестно, существовала ли россия в те полтора года, когда на престоле сидел чужеземец, — все было в шатаниях, разброде, несогласиях и взаимоистреблении. но только ополчение минина и двинулось на москву — словно током пронизало разметанный в распре народ, и больше он уже не сомневался, чью взять сторону. с суворовым ходили крепостные людишки с задавленным сознанием и волей, как пытаются внушить нам, — а какие распрямлялись богатыри! к кутузову на бородино на подмогу отступающей армии выступило народное ополчение из мастеровых и холопов. в последнюю отечественную как не половину ли войска составляли мужики из подъяремной колхозной деревни, которую не перестают сравнивать с неужели только и всего: пока гром не грянет, мужик не перекрестится?
