Всё в доме переменилось, всё стало под стать новым обитателям. Безбородые дворовые ребята, весельчаки и балагуры, заменили прежних степенных стариков. На конюшнях завелись поджарые иноходцы, коренники и рьяные пристяжные.
В тот вечер, о котором зашла речь, обитатели дома занимались немногосложной, но, судя по дружному хохоту, весьма для них забавной игрой: они бегали по гостиным и залам и ловили друг друга. Собаки бегали и лаяли, и висевшие в клетках канарейки, беспрестанно порхая, наперебой драли горло.
В разгар чересчур оглушительной потехи, недоступной пониманию дворовых, к воротам подъехал загрязнённый тарантас, и человек лет сорока не спеша вылез из него и остановился в изумлении. Он постоял некоторое время, как бы оторопев, окинул дом внимательным взором, вошёл через приоткрытую калитку в дощатый палисадник и медленно взобрался на рубленое из сосны крыльцо с перилами. В передней никто его не встретил, но дверь залы быстро распахнулась, и из неё, вся раскрасневшаяся, выскочила Шурочка. Мгновенно вслед за ней со звонким криком выбежала вся молодая компания. Удивлённая появлением нежданного и незваного посетителя, Шурочка внезапно затихла, но светлые, устремлённые на него глаза глядели так же ласково.
Гость, а это был не кто иной, как Лаврецкий, представился, и видно было смятение на его лице.
Всё в доме переменилось, всё стало под стать новым обитателям.
Безбородые дворовые ребята, весельчаки и балагуры, заменили прежних степенных стариков. На конюшнях завелись поджарые
иноходцы, коренники и рьяные пристяжные.
В тот вечер, о котором зашла речь, обитатели дома занимались немногосложной, но, судя по дружному хохоту, весьма для них забавной игрой: они бегали по гостиным и залам и ловили друг друга. Собаки бегали и лаяли, и висевшие в клетках канарейки, беспрестанно порхая, наперебой драли горло.
В разгар чересчур оглушительной потехи, недоступной пониманию дворовых, к воротам подъехал загрязнённый тарантас, и человек лет сорока не спеша вылез из него и остановился в изумлении. Он постоял некоторое время, как бы оторопев, окинул дом внимательным взором, вошёл через приоткрытую калитку в дощатый палисадник и медленно взобрался на рубленное из сосны крыльцо с перилами. В передней никто его не встретил, но дверь залы быстро распахнулась, и из неё, вся раскрасневшаяся, выскочила Шурочка. Мгновенно вслед за ней со звонким криком выбежала вся молодая компания.
Удивлённая появлением нежданного и незваного посетителя, Шурочка внезапно затихла, но светлые, устремлённые на него глаза глядели так же ласково.
Гость, а это был никто иной, как Лаврецкий, представился, и видно было смятение на его лице. (По И. Тургеневу.)
Всё в доме переменилось, всё стало под стать новым обитателям. Безбородые дворовые ребята, весельчаки и балагуры, заменили прежних степенных стариков. На конюшнях завелись поджарые иноходцы, коренники и рьяные пристяжные.
В тот вечер, о котором зашла речь, обитатели дома занимались немногосложной, но, судя по дружному хохоту, весьма для них забавной игрой: они бегали по гостиным и залам и ловили друг друга. Собаки бегали и лаяли, и висевшие в клетках канарейки, беспрестанно порхая, наперебой драли горло.
В разгар чересчур оглушительной потехи, недоступной пониманию дворовых, к воротам подъехал загрязнённый тарантас, и человек лет сорока не спеша вылез из него и остановился в изумлении. Он постоял некоторое время, как бы оторопев, окинул дом внимательным взором, вошёл через приоткрытую калитку в дощатый палисадник и медленно взобрался на рубленое из сосны крыльцо с перилами. В передней никто его не встретил, но дверь залы быстро распахнулась, и из неё, вся раскрасневшаяся, выскочила Шурочка. Мгновенно вслед за ней со звонким криком выбежала вся молодая компания. Удивлённая появлением нежданного и незваного посетителя, Шурочка внезапно затихла, но светлые, устремлённые на него глаза глядели так же ласково.
Гость, а это был не кто иной, как Лаврецкий, представился, и видно было смятение на его лице.
Всё в доме переменилось, всё стало под стать новым обитателям.
Безбородые дворовые ребята, весельчаки и балагуры, заменили прежних степенных стариков. На конюшнях завелись поджарые
иноходцы, коренники и рьяные пристяжные.
В тот вечер, о котором зашла речь, обитатели дома занимались немногосложной, но, судя по дружному хохоту, весьма для них забавной игрой: они бегали по гостиным и залам и ловили друг друга. Собаки бегали и лаяли, и висевшие в клетках канарейки, беспрестанно порхая, наперебой драли горло.
В разгар чересчур оглушительной потехи, недоступной пониманию дворовых, к воротам подъехал загрязнённый тарантас, и человек лет сорока не спеша вылез из него и остановился в изумлении. Он постоял некоторое время, как бы оторопев, окинул дом внимательным взором, вошёл через приоткрытую калитку в дощатый палисадник и медленно взобрался на рубленное из сосны крыльцо с перилами. В передней никто его не встретил, но дверь залы быстро распахнулась, и из неё, вся раскрасневшаяся, выскочила Шурочка. Мгновенно вслед за ней со звонким криком выбежала вся молодая компания.
Удивлённая появлением нежданного и незваного посетителя, Шурочка внезапно затихла, но светлые, устремлённые на него глаза глядели так же ласково.
Гость, а это был никто иной, как Лаврецкий, представился, и видно было смятение на его лице. (По И. Тургеневу.)