На опушке леса стоял деревянный дом, в нём жил мой дед, всё то время, пока работал лесником. Неподалёку лежал большой сероватый камень, из-под которого, весело звеня, бежал ручей. Когда летом от полуденного зноя всё вокруг готово было буквально зажариться, его тоненькая струйка дарила ощущение прохлады. Помню, как росла, склонившись над ним, старая уродливая яблоня. Помню, как шустро семенил куда-то ёж, а я думал про себя, что это он к яблоне направился. Если бы тогда по детской глупости мне пришло в голову залезть на неё, то скорей всего я упал бы, неловко схватившись за сухую ветку. Наверное, в конце августа дедушка, сходив к ручью и вернувшись обратно, принёс ровно пять яблок. Мы положили их на подоконник, и всё пространство дома наполнил чудесный аромат. Они так и пролежали там до первого снега, до той поры, пока не побелел лес.
ПЯТЬ ЯБЛОК
На опушке леса стоял деревянный дом, в нём жил мой дед, всё то время, пока работал лесником. Неподалёку лежал большой сероватый камень, из-под которого, весело звеня, бежал ручей. Когда летом от полуденного зноя всё вокруг готово было буквально зажариться, его тоненькая струйка дарила ощущение прохлады.
Помню, как росла, склонившись над ним, старая уродливая яблоня. Помню, как шустро семенил куда-то ёж, а я думал про себя, что это он к яблоне направился. Если бы тогда по детской глупости мне пришло в голову залезть на неё, то скорей всего я упал бы, неловко схватившись за сухую ветку.
Наверное, в конце августа дедушка, сходив к ручью и вернувшись обратно, принёс ровно пять яблок. Мы положили их на подоконник, и всё пространство дома наполнил чудесный аромат. Они так и пролежали там до первого снега, до той поры, пока не побелел лес.