С пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение мне в дядьки. Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чахарду с дворовыми мальчишками. Матушка, знавшая наизусть все его свычаи и обычаи, всегда старалась засунуть несчастную книгу как можно подалее, и таким образом Придворный Календарь не попадался ему на глаза иногда по целым месяцам. Я сел в кибитку с Савельичем, и отправился в дорогу, обливаясь слезами. На другой день я проснулся с головною болью, смутно припоминая себе вчерашние происшедствия. Старик угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал, изредка только покрякивая. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. все покрыто было снегом. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями. Иван Кузмич, вышедший в офицеры из солдатских детей, был человек необразованный и простой, но самый честный и добрый. В бого крепости не было ни смотров, ни учений, ни караулов. Слова, подавшие повод к нашей ссоре, показались мне еще более гнусными, когда, вместо грубой и непристойной насмешки, увидел я в них обдуманную клевету. ("Капитанская дочка")
Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чахарду с дворовыми мальчишками.
Матушка, знавшая наизусть все его свычаи и обычаи, всегда старалась засунуть несчастную книгу как можно подалее, и таким образом Придворный Календарь не попадался ему на глаза иногда по целым месяцам.
Я сел в кибитку с Савельичем, и отправился в дорогу, обливаясь слезами.
На другой день я проснулся с головною болью, смутно припоминая себе вчерашние происшедствия.
Старик угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал, изредка только покрякивая.
Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. все покрыто было снегом.
Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями.
Иван Кузмич, вышедший в офицеры из солдатских детей, был человек необразованный и простой, но самый честный и добрый.
В бого крепости не было ни смотров, ни учений, ни караулов.
Слова, подавшие повод к нашей ссоре, показались мне еще более гнусными, когда, вместо грубой и непристойной насмешки, увидел я в них обдуманную клевету.
("Капитанская дочка")