В «Тарасе Бульбе» нет изображения подлинных исторических фактов, реальных исторических лиц. Время, изображенное в повести, можно определить лишь с приблизительной точностью: XV-XVII века. Ни одного определенного исторического факта в повести нет, т. е. Гоголь не ставил перед собой цели достоверно рассказать о конкретных исторических событиях, не собирался воссоздавать картину исторического Исторический фон в повести достаточно условен. Гоголь ставил перед собой задачи не столько исторические, сколько эпические, поэтому «Тарас Бульба» является не исторической повестью, а героической эпопеей. Жак в фольклорных произведениях отражены жизненные идеалы, рожденные в народном сознании, так и в повести Гоголя воссозданы идеальные человеческие характеры.В какие моменты особенно проявилось величие духа Тараса Бульбы? Какой последний подвиг он совершил? Материал с сайта http://iEssay.ruВеличие духа Тараса Бульбы проявилось в самые драматичные моменты его жизни и жизни казаков: вот он напоминает соратникам о том, что такое товарищество, и находит такие слова, которые были необходимы, влили в запорожцев новое мужество; вот он казнит сына-предателя; вот, рискуя жизнью, поддерживает перед гибелью второго сына — героя Остапа; вот, когда огонь уже лизал его ноги, думает не о себе, не о том, как самому, а о том, как от верной гибели своих товарищей.Как характеризует автор Тараса Бульбу и его сыновей? Как выражает свое отношение к ним?Какую роль играет в повести описание украинской степи? Чем интересно это описание?Как показаны быт и нравы Запорожской Сечи?Чем привлекательны образы запорожцев?Почему именно Тараса Бульбу избрали казаки наказным атаманом? Считаете ли вы удачным их выбор?Как восприняли жизнь и нравы Запорожской Сечи сыновья Тараса? Почему Остап сразу нашел свое место в среде казаков, а Андрию было труднее сблизиться с ними?Как и почему Андрий стал изменником? Допускаете ли вы, что такая судьба могла постигнуть Остапа?Как показан героизм казаков в боях под городом Дубно? Слышен ли здесь авторский голос?Чем закончилась вторая битва под Дубно для Тараса и его сыновей? Какие чувства вызвал у вас рассказ о гибели Андрия от руки отца? Изменил ли этот эпизод ваше мнение о них, сложившееся ранее?Как погиб Остап? Почему перед смертью зовет он именно отца?Какие строки повести выражают ее основную идею?
<…>Теперь расскажу вам подробно, друзья, Мою роковую победу. Вся дружно и грозно восстала семья, Когда я сказала: «Я еду!». Не знаю, как мне удалось устоять, Чего натерпелась я… Боже! Была из-под Киева вызвана мать, И братья приехали тоже: Отец «образумить» меня приказал. Они убеждали, просили, Но волю мою сам господь подкреплял, Их речи ее не сломили!
<…> «Посмотрим!..». И вдруг распрямился старик, Глаза его гневом сверкали. «Одно повторяет твой глупый язык: Поеду! Сказать не пора ли, Куда и зачем? Ты подумай сперва! Не знаешь сама, что болтаешь! Умеет ли думать твоя голова? Врагами ты, что ли, считаешь И мать и отца? Или глупы они… Что споришь ты с ними, как с ровней? Поглубже ты в сердце свое загляни, Вперед посмотри хладнокровней, Подумай!.. Я завтра увижусь с тобой...».
Ушел он, грозящий и гневный, А я, чуть жива, пред иконой святой Упала – в истоме душевной…
«Подумай!..». Я целую ночь не спала, Молилась и плакала много. Я божию матерь на звала, Совета просила у бога, Я думать училась: отец приказал Подумать… нелегкое дело! Давно ли он думал за нас – и решал, И жизнь наша мирно летела?
Училась я много; на трех языках Читала. Заметна была я В парадных гостиных, на светских балах, Искусно танцуя, играя; Могла говорить я почти обо всем, Я музыку знала, я пела, Я даже отлично скакала верхом, Но думать совсем не умела. <…> Простите, родные! Мне сердце давно Мое подсказало решенье. И верю я твердо: от бога оно! А в вас говорит – сожаленье. Да, ежели выбор решить я должна Меж мужем и сыном – не боле, Иду я туда, где я больше нужна, Иду я к тому, кто в неволе!
Уже два месяца почти Бессменно день и ночь в пути.
На диво слаженный возок, А все конец пути далек!
Княгини спутник так устал, Что под Иркутском захворал,
Два дня прождав его, она Помчалась далее одна…
Ее в Иркутске встретил сам Начальник городской; Как мощи сух, как палка прям, Высокий и седой…
КНЯГИНЯ Нет! я не жалкая раба, Я женщина, жена! Пускай горька моя судьба – Я буду ей верна! О, если бы он меня забыл Для женщины другой, В моей душе достало б сил Не быть его рабой! Но знаю: к родине любовь Соперница моя, И если б можно было, вновь Ему простила б я!..
ГУБЕРНАТОР Как я вас мучил… Боже мой!.. (Из-под руки на ус седой Скатилася слеза). Простите! Да, я мучил вас, Но мучился и сам, Но строгий я имел приказ Преграды ставить вам! И разве их не ставил я? Я делал все, что мог, Перед царем душа моя Чиста, свидетель бог! Острожным жестким сухарем И жизнью взаперти, Позором, ужасом, трудом Этапного пути Я вас старался напугать. Не испугались вы! И хоть бы мне не удержать На плечах головы, Я не могу, я не хочу Тиранить больше вас… Я вас в три дня туда домчу… Эй! Запрягать, сейчас!..
«
Был край, слезам и скорби посвященный, Восточный край, где розовых зарей Луч радостный, на небе том рожденный, Не услаждал страдальческих очей; Где душен был и воздух вечно ясный, И узникам кров светлый докучал, И весь обзор, обширный и прекрасный, Мучительно на волю вызывал.
Вдруг ангелы с лазури возлетели С отрадою к страдальцам той страны, Но прежде свой небесный дух одели В прозрачные земные пелены. И вестники благие провиденья Явилися, как дочери земли, И узникам, с улыбкой утешенья, Любовь и мир душевный принесли.
И каждый день садились у ограды, И сквозь нее небесные уста По капле им точили мед отрады… С тех пор лились в темнице дни, лета; В затворниках печали все уснули, И лишь они страшились одного, Чтоб ангелы на небо не вспорхнули, Не сбросили покрова своего. 25 декабря 1829 г., Чита
Но я минутный гость в дому моих друзей, А в глубине души моей Одно живет прекрасное желанье: Оставить я хочу друзьям воспоминанье, Залог, что тот же я, Что вас достоин я, друзья… Клянуся ангелом, который Святая, путеводная звезда Всей вашей жизни: на восток, сюда, К ней стану обращать трепещущие взоры Среди житейских и сердечных бурь, – И прояснится вдруг моя лазурь, И дивное сойдет мне в перси утешенье, И силу мне подаст, и гордое терпенье.
Мою роковую победу.
Вся дружно и грозно восстала семья,
Когда я сказала: «Я еду!».
Не знаю, как мне удалось устоять,
Чего натерпелась я… Боже!
Была из-под Киева вызвана мать,
И братья приехали тоже:
Отец «образумить» меня приказал.
Они убеждали, просили,
Но волю мою сам господь подкреплял,
Их речи ее не сломили!
<…> «Посмотрим!..». И вдруг распрямился старик,
Глаза его гневом сверкали.
«Одно повторяет твой глупый язык:
Поеду! Сказать не пора ли,
Куда и зачем? Ты подумай сперва!
Не знаешь сама, что болтаешь!
Умеет ли думать твоя голова?
Врагами ты, что ли, считаешь
И мать и отца? Или глупы они…
Что споришь ты с ними, как с ровней?
Поглубже ты в сердце свое загляни,
Вперед посмотри хладнокровней,
Подумай!.. Я завтра увижусь с тобой...».
Ушел он, грозящий и гневный,
А я, чуть жива, пред иконой святой
Упала – в истоме душевной…
«Подумай!..». Я целую ночь не спала,
Молилась и плакала много.
Я божию матерь на звала,
Совета просила у бога,
Я думать училась: отец приказал
Подумать… нелегкое дело!
Давно ли он думал за нас – и решал,
И жизнь наша мирно летела?
Училась я много; на трех языках
Читала. Заметна была я
В парадных гостиных, на светских балах,
Искусно танцуя, играя;
Могла говорить я почти обо всем,
Я музыку знала, я пела,
Я даже отлично скакала верхом,
Но думать совсем не умела.
<…>
Простите, родные! Мне сердце давно
Мое подсказало решенье.
И верю я твердо: от бога оно!
А в вас говорит – сожаленье.
Да, ежели выбор решить я должна
Меж мужем и сыном – не боле,
Иду я туда, где я больше нужна,
Иду я к тому, кто в неволе!
Уже два месяца почти
Бессменно день и ночь в пути.
На диво слаженный возок,
А все конец пути далек!
Княгини спутник так устал,
Что под Иркутском захворал,
Два дня прождав его, она
Помчалась далее одна…
Ее в Иркутске встретил сам
Начальник городской;
Как мощи сух, как палка прям,
Высокий и седой…
КНЯГИНЯ
Нет! я не жалкая раба,
Я женщина, жена!
Пускай горька моя судьба –
Я буду ей верна!
О, если бы он меня забыл
Для женщины другой,
В моей душе достало б сил
Не быть его рабой!
Но знаю: к родине любовь
Соперница моя,
И если б можно было, вновь
Ему простила б я!..
ГУБЕРНАТОР
Как я вас мучил… Боже мой!..
(Из-под руки на ус седой
Скатилася слеза).
Простите! Да, я мучил вас,
Но мучился и сам,
Но строгий я имел приказ
Преграды ставить вам!
И разве их не ставил я?
Я делал все, что мог,
Перед царем душа моя
Чиста, свидетель бог!
Острожным жестким сухарем
И жизнью взаперти,
Позором, ужасом, трудом
Этапного пути
Я вас старался напугать.
Не испугались вы!
И хоть бы мне не удержать
На плечах головы,
Я не могу, я не хочу
Тиранить больше вас…
Я вас в три дня туда домчу…
Эй! Запрягать, сейчас!..
«
Был край, слезам и скорби посвященный,
Восточный край, где розовых зарей
Луч радостный, на небе том рожденный,
Не услаждал страдальческих очей;
Где душен был и воздух вечно ясный,
И узникам кров светлый докучал,
И весь обзор, обширный и прекрасный,
Мучительно на волю вызывал.
Вдруг ангелы с лазури возлетели
С отрадою к страдальцам той страны,
Но прежде свой небесный дух одели
В прозрачные земные пелены.
И вестники благие провиденья
Явилися, как дочери земли,
И узникам, с улыбкой утешенья,
Любовь и мир душевный принесли.
И каждый день садились у ограды,
И сквозь нее небесные уста
По капле им точили мед отрады…
С тех пор лились в темнице дни, лета;
В затворниках печали все уснули,
И лишь они страшились одного,
Чтоб ангелы на небо не вспорхнули,
Не сбросили покрова своего.
25 декабря 1829 г., Чита
Но я минутный гость в дому моих друзей,
А в глубине души моей
Одно живет прекрасное желанье:
Оставить я хочу друзьям воспоминанье,
Залог, что тот же я,
Что вас достоин я, друзья…
Клянуся ангелом, который
Святая, путеводная звезда
Всей вашей жизни: на восток, сюда,
К ней стану обращать трепещущие взоры
Среди житейских и сердечных бурь, –
И прояснится вдруг моя лазурь,
И дивное сойдет мне в перси утешенье,
И силу мне подаст, и гордое терпенье.