Настя пошла по протоптанной тропе, по которой “все люди ходят”, но потом всё же незаметно для себя свернула с неё. Оставшись одна, она увлеклась сбором клюквы и забыла о Митраше. Её охватил азарт собирателя и жадность, и в этой жадности она перестала быть человеком и стала похожа на обыкновенное лесное животное. Этим автор хочет сказать, что человек в жадности теряет истинно человеческие качества.
Настя набрела на палестинку, обсыпанную красной клюквой, и забыла обо всем на свете. Автор спрашивает: “Откуда же у человека при его могуществе берется жадность даже к кислой ягоде клюкве? ” Он как будто не осуждает Настю, а только удивляется.
Настя набрела на палестинку, обсыпанную красной клюквой, и забыла обо всем на свете. Автор спрашивает: “Откуда же у человека при его могуществе берется жадность даже к кислой ягоде клюкве? ” Он как будто не осуждает Настю, а только удивляется.
Блажен, кому судьба вложила
В уста высокий дар речей,
Кому она сердца людей
Волшебной силой покорила;
Как Прометей, похитил он
Творящий луч, небесный пламень,
И вкруг себя, как Пигмальон,
Одушевляет хладный камень.
Не многие сей дивный дар
В удел счастливый получают,
И редко, редко сердца жар
Уста послушно выражают.
Но если в душу вложена
Хоть искра страсти благородной, —
Поверь, не даром в ней она;
Не теплится она бесплодно;
Не с тем судьба ее зажгла,
Чтоб смерти хладная зола
Ее навеки потушила:
Нет! — что в душевной глубине,
Того не унесет могила:
Оно останется по мне.
Души пророчества правдивы.
Я знал сердечные порывы,
Я был их жертвой, я страдал
И на страданья не роптал;
Мне было в жизни утешенье,
Мне тайный голос обещал,
Что не напрасное мученье
До срока растерзало грудь.
Он говорил: «Когда-нибудь
Созреет плод сей муки тайной
И слово сильное случайно
Из груди вырвется твоей.
Уронишь ты его не даром;
Оно чужую грудь зажжет,
В нее как искра упадет,
А в ней пробудится пожаром».
Год написания: 1826